Кусабное, однако...

Касательно Юпитер.
Что же это получается? Значиццо, так. Все мы видим нечто женственное в каске, и оно прозывается Юпитер. Ага ж. Почти весь русский фэндом за исключением тех немногих, кто знает японский язык и сразу относил "он" в финальном разговоре Ясона не к Рики, уверен, что Юпитер все-таки дама. Почти весь англоязычный фэндом считает Юпитер чем-то среднего рода - кроме тех, кто за компанию с русскими камарадос считает Юпитер опять-таки женщиной. Этакая матушка всех блондей. Ить как заботливо Ясона по щечке гладит...
И тут выясняется с несомненной окончательностью, что рода Юпитер все же мужского. Что ж - внешность обманчива. И женственная внешность ничего не значит. И вот это вот чирикающее всемогущество - не женщина, а как бы юноша. Прекрасный и премудрый божественный отрок. Это архетип, ОЧЕНЬ распространенный в буддизме, особенно японском.
Ага, и вот этот самый отрок Ясона ласково этак по щечке гладит - а тот недвусмысленно отвечает: "Поздно". Хороший такой разговор, интересный, да...
И чертовски хорошо ложится в ту самую мою теорию, о которой я уже говорила - и которую я, похоже, все-таки обнародую в виде статьи, потому что подтверждения имеют место быть.

@темы: кусабное

---

Прол - с ДР!

@темы: поздравление

---

Sofias - с ДР!

Ян ван Хейсум "Мальва в вазе" 1710

@темы: поздравление

---

Ага, щаззз...

Итак, вы - красавица Индии!

Лишь немногие уроженки Раджастана и Кашмира приближаются к идеалу красоты в своей собственной стране - вы же, иностранка в Индии, можете посостязаться с ними в красоте. А можете и здесь добавить немного индийского колорита в свой образ - и все у ваших ног!

Пройти тест

Ну прям щас. Увы - сперва минус лишний вес, а уже потом красавица, а то ж любой, кто меня видел, будет доооолго смеяться.
Хотя в те давние времена, когда у меня действительно была талия (и какая, черт возьми!), в сари я смотрелась просто феерически...

@темы: забавное, тесты

---

Фейкин - с ДР!

@темы: поздравление

---

Эк разодолжили...

Тест: Запах твоей души…
Запах горечи
Соснового бора, полыни, терпких лилий,
кожаных изделий, железа, чёрного перца, еловых шишек,
мокрого асфальта и лунного света.
­register_image(978761958);­

Пройти тест

Запах горечи, ну надо же... неужели у меня так на душе горько, что аж амбре соответствующее?
Хм... просплюсь - еще раз попробую )))

@темы: тесты

---

Hmeli - c ДР!

@темы: поздравление

---

Дыбр погодный

Кажется, жара спадает.
Гроза и ледяные вишни. Есть в жизни щастье!

@темы: погода, позитив

---

Маг-студиозус - с ДР!

@темы: поздравление

---

Вот и закончился ДР...

Спасибо большое всем, кто меня поздравил сегодня - в реале и в скайпе, в своих дневниках и в моем, у-мылками и смс-ками!

@темы: позитив

---

Ура, ДР пришел!

@темы: позитив, дыбр

---

Мошка* - с ДР!

@темы: поздравление

---

Немного о двойниках...

Вообще-то двойник, Doppelgänger - тема для европейской литературы традиционная. Но наверное, ни у кого она не раворачивалась так странно и непривычно, как у Александра Грина. А двойников у него много. Двойников, в некотором смысле отражений даже, наверное. Биче и Дэзи в "Бегущей по волнам" - совершенно безумная сцена с двумя одинаковыми платьями сама уже по себе чего стоит! И еще более сумасшедшее двоение в куда менее известном романе "Джесси и Моргиана" (вариант для скачивания выбирайте себе по вкусу, но ознакомиться советую). Не просто почти полные двойники - отличие только в цвете глаз - но при этом еще и тезки; ночь, когда Джесси-первая идет к Джесси-второй - а потом появление Джесси-второй перед Моргианой... впрочем, что я вам буду спойлерить!
Двойники и их появление отнюдь не предвещает смерть, как полагалось бы по традиции - наоборот, у Грина двойники предвещают ЖИЗНЬ, ее верное течение. Как ни странно, двойник девушки в рассказе "Крысолов" должен был бы предвещать смерть по всем традициям, тем более что это не просто двойник, это оборотень, желающий заманить в ловушку. Но именно этот двойник и предвещает окончательно и бесспорно скорую встречу... впрочем, что там оборотень - в "Крысолове" присутствует своеобразный двойник... телефонного номера! А если учесть, что телефон не работал... впрочем, вот цитата:

судите сами

"... Но я не знал, где она, я не мог позвонить ей. Даже благодеяние памяти, вскрикни она забытым мной номером, не могло помочь здесь при множестве телефонов, к одному из которых невольно обращались мои глаза: они не действовали, не могли действовать по очевидным причинам. Однако я смотрел на аппарат с некоторым пытливым сомнением, в котором разумная мысль не принимала никакого участия. Я тянулся к нему с чувством игры. Желание совершить глупость не отпускало меня и, как всякий ночной вздор, украсилось эфемеридами бессонной фантазии. Я внушил себе, что должен припомнить номер, если приму физическое положение разговора по телефону. Кроме того, эти загадочные стенные грибы с каучуковым ртом и металлическим ухом я издавна рассматривал, как предметы, разъясненные не вполне, - род суеверия, навеянного, между многим другим, "Атмосферой" Фламмариона, с его рассказом о молнии. Я очень советую всем перечитать эту книгу и задуматься еще раз над странностями электрической грозы; особенно над действиями шаровидной молнии, вешающей, например, на вбитый ею же в стену нож сковородку или башмак, или перелицовывающей черепичную крышу так, что черепицы укладываются в обратном порядке с точностью чертежа, не говоря уже о фотографиях на теле убитых молнией, фотографиях обстановки, в которой произошло несчастье. Они всегда синеватого цвета, подобно старинным дагерротипам. "Килоуатты" и "амперы" мало говорят мне. В моем случае с аппаратом не обошлось без предчувствия, без той странной истомы, заволокнутости сознания, какие сопутствуют большинству производимых нами абсурдов. Итак, я объясняю это теперь, тогда же был лишь подобен железу перед магнитом.
Я снял трубку. Более чем была на самом деле холодной показалась она мне, немая, перед равнодушной стеной. Я поднес ее к уху не с большим ожиданием, чем сломанные часы, и надавил кнопку. Был ли то звон в голове или звуковое воспоминание, но, вздрогнув, я услышал жужжание мухи, ту, подобную гудению насекомого, вибрацию проводов, какая при этих условиях являлась тем самым абсурдом, к которому я стремился.
Разборчивое усилие понять, как червь точит даже мрамор скульптуры, лишая силы все впечатления с скрытым источником. Старания понять непонятное не было в числе моих добродетелей. Но я проверил себя. Отняв трубку, я воспроизвел этот характерный шум в воображении, получив его вторично лишь когда снова стал слушать по трубке. Шум не скакал, не обрывался, не ослабевал, не усиливался; в трубке, как должно, гудело невидимое пространство, ожидая контакта. Мной овладели смутные представления, странные, как странен был этот гул провода, действующего в мертвом доме. Я видел узлы спутанных проводов, порванных шквалом и дающих соединение в неуследимых точках своего хаоса; снопы электрических искр, вылетающих из сгорбленных спин кошек, скачущих по крышам; магнетические вспышки трамвайных линий; ткань и сердце материи в виде острых углов футуристического рисунка. Такие мысли-видения не превышали длительностью толчка сердца, вставшего на дыбы; оно билось, выстукивая на непереводимом языке ощущения ночных сил.
Тогда из-за стен встал ясно, как молодая луна, образ той девушки. Мог ли я думать, что впечатление окажется таким живучим и стойким? Сто сил человеческих пряло и гудело во мне, когда, воззрясь на стертый номер аппарата, я вел память сквозь вьюгу цифр, тщетно пытаясь установить, какое соединение их напомнит утерянное число. Лукавая, неверная память! Она клянется не забыть ни чисел, ни дней, ни подробностей, ни дорогого лица и взглядом невинности отвечает сомнению. Но наступил срок, и легковерный видит, что заключил сделку с бесстыдной обезьяной, отдающей за горсть орехов бриллиантовый перстень. Неполны, смутны черты вспоминаемого лица, из числа выпадает цифра; обстоятельства смешиваются, и тщетно сжимает голову человек, мучаясь скользким воспоминанием. Но, если бы мы помнили, если бы могли вспомнить все, - какой рассудок выдержит безнаказанно целую жизнь в едином моменте, особенно воспоминания чувств?
Я бессмысленно твердил цифры, шевеля губами, чтобы нащупать их достоверность Наконец мелькнул ряд, сродный впечатлению забытого номера: 107-21. - "Сто семь двадцать один", - проговорил я, прислушиваясь, но не знал точно, не ошибаюсь ли вновь. Внезапное сомнение ослепило меня, когда я нажимал кнопку вторично, но уже было поздно - жужжание полилось гулом, что-то звякнув, изменилось в телефонной дали, и прямо в кожу щеки усталый женский контральто сухо сказал: "Станция". "Станция!.." - нетерпеливо повторил он, но и тогда я заговорил не сразу, - так холодно сжалось горло, - потому что в глубине сердца я все еще только играл.
Как бы то ни было, раз я заклял и вызвал духов, - отнести их к "Атмосфере" или к "Килоуаттам" общества 86 года, - я говорил, и мне отвечали. Колеса испорченных часов начали поворачивать шестерню. Над моим ухом двинулись стальные лучи стрел. Кто бы ни толкнул маятник, механизм начал мерно отстукивать. "Сто семь двадцать один", - сказал я глухо, смотря на догорающую среди хлама свечу. - "На группу А", - раздался недовольный ответ, и гул прихлопнуло далеким движением усталой руки.
Мне было умственно-жарко в эти минуты. Я нажимал именно кнопку с литерой А; следовательно, не только действовал телефон, но еще подтверждал эту удивительную реальность тем, что были спутаны провода, - подробность замечательная для нетерпеливой души. Стремясь соединить А, я нажал Б. Тогда в вон пущенного гулять тока ворвались, как из внезапно открытой двери, резкие голоса, напоминающие болтовню граммофонной трубы, - неведомые оратели, бьющиеся в моей руке, сжимающей резонатор. Они перебивали друг друга с торопливостью и ожесточением людей, выбежавших на улицу. Смешанные фразы напоминали концерт грачей - "А-ла-ла-ла-ла!" - вопило неведомое существо на фоне баритона чьей-то рассудительно-медлительной речи, разделенной паузами и знаками препинания с медоточивой экспрессией. - "Я не могу дать"... - "Если увидите"... - "Когда-нибудь"... - "Я говорю, что"... - "Вы слушаете"... - "Размером тридцать и пять"... - "Отбой"... - "Автомобиль выслан"... - "Ничего не понимаю"... - "Повесьте трубку"... В этот рыночный транс слабо, как пение комара, ползли стоны, далекий плач, хохот, рыдания, скрипичные такты, перебор неторопливых шагов, шорох и шепот. Где, на каких улицах звучали эти слова забот, окриков, внушений и жалоб? Наконец, звякнуло деловое движение, голоса пропали, и в гул провода вошел тот же голос, сказав: "Группа Б".
- "А"! Дайте "А", - сказал я, - перепутаны провода. После молчания, во время которого гул два раза стихал, новый голос оповестил певуче и тише: "Группа А". - "Сто семь двадцать один", - отчеканил я, как можно разборчивее.
- Сто восемь ноль один, - внимательным тоном безучастно повторила телефонистка, и я едва удержал готовую отлететь губительную поправку, - эта ошибка с несомненностью устанавливала забытый номер, - едва услышав, я признал, вспомнил его, как припоминаем мы встречное лицо.
- Да, да, - сказал я в чрезвычайном волнении, бегущем по высоте, по краю головокружительного обрыва. - Да, именно так, - сто восемь ноль один.
Тут все замерло во мне и вокруг. Звук передачи стеснил сердце подступом холодной волны; я даже не слышал обычного "звоню" или "соединила", - я не помню, что было сказано. Я слушал птиц, льющих неотразимые трели. Изнемогая, я прислонился к стене. Тогда, после паузы, равной ожесточению, свежий, как свежий воздух, рассудительный голосок осторожно сказал:
- Это я пробую. Говорю в недействующий телефон, потому что ты слышал, как прозвенело? Кто у телефона? - сказала она, видимо, не ожидая ответа, на всякий случай, тоном легкомысленной строгости.
Почти крича, я сказал:
- Я тот, который говорил с вами на рынке и ушел с английской булавкой. Я продавал книги. Вспомните, прошу вас. Я не знаю имени, - подтвердите, что это вы.
- Чудеса, - ответил, кашлянув, голос в раздумьи. - Постоите, не вешайте трубку. Я соображаю. Старик, видел ли ты что-нибудь подобное?
Последнее было обращено не ко мне. Ей невнятно отвечал мужской голос, по-видимому, из другой комнаты.
- Я встречу припоминаю, - снова обратилась она к моему уху. - Но я не помню, о какой булавке вы говорите. Ах, да! Я не знала, что у вас такая крепкая память. Но странно мне говорить с вами - наш телефон выключен. Что же произошло? Откуда вы говорите?
- Хорошо ли вы слышите? - ответил я, уклоняясь назвать место, где находился, как будто не понял вопроса, и, получив утверждение, продолжал: - Я не знаю, долог ли будет разговор наш. Есть причины, по которым я не останавливаюсь более на этом. Я не знаю, как и вы, многих вещей. Поэтому сообщите, не откладывая, ваш адрес, я не знаю его.
Некоторое время ток ровно жужжал, как будто мои последние слова нарушили передачу. Снова глухой стеной легла даль, - отвратительное чувство досады и стыдливой тоски едва не смутило меня пуститься в сложные неуместные рассуждения о свойстве разговоров по телефону, не допускающему свободного выражения оттенков самых естественных, простых чувств. В некоторых случаях лицо и слова неразделимы. Это самое, может быть, обдумывала и она, пока длилось молчание, после чего я услышал:
- Зачем? Ну, хорошо. Итак, запишите, - не без лукавства сказала она это "запишите", - запишите мой адрес: 5-я линия, 97, кв. 11. Только зачем, зачем понадобился вам мой адрес? Я, откровенно скажу, не понимаю. Вечером я бываю дома...
Голос продолжал неторопливо звучать, но вдруг раздался тихо и глухо, как в ящике. Я слышал, что она говорит, по-видимому, что-то рассказывая, но не различал слов. Все отдаленнее, смутнее текла речь, пока не уподобилась покрапыванию дождя, - наконец едва слышное толкание тока дало понять, что действие прекратилось. Связь исчезла, аппарат тупо молчал. Передо мной были стена, ящик и трубка. По стеклу выстукивал ночной дождь. Я нажал кнопку, она брякнула и остановилась. Резонатор умер. Очарование отошло.
Но я слышал, я говорил, что было, того не могло не быть. Впечатления этих минут сошли и ушли вихрем, его отзвуками я был еще полон и сел, сразу устав, как от восхождения по крутой лестнице. "

Двоение, постоянное марево, прорыв сквозь него... двоение памяти и реальности, усилие воли к подлинности... кто сказал - городское фэнтези? ИМХО - как ни жаль, до уровня "Крысолова" и других рассказов Грина, где в обычном городе беснуется ирреальное, оно просто не дотягивает... да - и кто, ну кто сказал, что претенциозный до вздорности "Господин оформитель" дотягивает хотя бы до бампера "Серого автомобиля", по которому он был снят - а на самом деле это иначе, чем убийством первоисточника на экране не назовешь (впрочем, от рассказа Грина там осталась, если вообще осталась, такая жалкая малость...)?
Какой же все-таки великий был мастер...

@темы: книжное, заметки на извилинах, Мысли вслух

---

Regina - с ДР!

@темы: поздравление

---

Lantse - с ДР!

@темы: поздравление

---

Лорилин - с ДР!

Собаки и бабочки? Очаровательное сочетание!

@темы: поздравление

---

Allenta morre - с ДР!

@темы: поздравление

---

kate-kapella - с ДР!

@темы: поздравление

---

... и о погоде на завтра...

А обещают нам на завтра плюс двадцать семь.
При этой влажности, ага.
Сдохнуть...
М-ммм, похоже, придется заставить себя поспать часик-полтора, а потом работать ночью - и спать днем. Потому что работать днем в такую погоду - это убийственно.

@темы: дыбр, Мысли вслух

---

На фоне Пушкина... а также Лермонтова...

... протекала у нас на днях мирная беседа с ребенком о дуэлях как таковых. Ох, чует мое сердце, придется к этому сабжу еще вернуться - он же совсем темный, ну ЧЕМУ их учат в школе?! Неее-е-ет, не присмотришь, так и знать ни черта ж не будет... в общем, повышаем потихоньку культурный уровень юного казуиста, беседуем, как-то разговор вполне естественно сворачивает на Пушкина, на Лермонтова, на "Смерть поэта" - и тут происходит следующий диалог:
Юный казуист: Знаешь, я думаю, что Лермонтов - очень справедливый человек.
Я: ????
Ю.К.: Потому что Дантеса он не только осудил, но и оправдал тоже.
Я: ?????
Сергей: А точнее можешь?
Ю.К. : Осудил - это вот:
Его убийца хладнокровно
Навел удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
Я: Согласна - а оправдал где?
Ю.К.: А дальше - вот:
И что за диво?... издалека,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..
Я (уже заинтересованно, понимая, к чему он клонит): А если развернуто?
Ю.К.: Ну вот Лермонтов не удивляется. Он говорит - И что за диво?.. - потому что Не мог щадить он нашей славы; // Не мог понять в сей миг кровавый, //На что он руку поднимал!.. Дантес ведь француз, откуда ему знать и понимать русскую поэзию? Он ее и не знает. Она ему чужая. Да современники-русские не всегда ценили и понимали, а француз Дантес НЕ МОГ знать, на что поднимал руку. То есть это получается действие в неведении. Он же НЕ ЗНАЛ. Для него Пушкин просто такой же светский человек, как и он сам, в дуэльной ситуации. Он не может знать, не может понимать, у него нет причины и возможностей знать. И Лермонтов это понимает - и об этом говорит тоже. И получается, что Лермонтов его не только осудил, но и оправдал отчасти.
Сергей: В общем, да.
Я: Скорее нашел смягчающие обстоятельства.
Ю.К.: Ну да, но нашел. А для всех этих светских сплетников не нашел. Для убийцы нашел, а для них не нашел. И продраил их по полной программе. Поэтому Лермонтов справедливый и написал он как поэт свое стихотворение справедливо.

После чего беседа о дуэлях как-то свернулась...
Вот такой вот диалог.
Иногда я положительно фигею в процессе беседы с этим отроком - потому что вообразить себе, что может прийти в голову этому юному казуисту и какая точка зрения у него вдруг возникнет, я просто не в состоянии...

@темы: откровения юного казуиста