Волчонокъ - с ДР тебя!

Поздравляю!

---

ЖИДОВСКА МОРДА - c ДР!

Поздравляю!

---

Японский дом...

... в виде игры-викторины.
Для начинающих знакомиться с его устройством - милое и приятное обучающее средство.

http://leit.ru/modules.php?name=Pages&pa=showpage&pid=734&page=4

---

aasheron - с ДР!

Люююююююк! Да пребудет с тобой сила!
С ДР тебя!
И пусть сладким окажется не только этот день, но и все остальные!

---

Элегическое...

У ребенка ломается голос. (Классическую фразу "и когда это он успел так вырасти, повзрослеть и вытянуться" как само собой разумеющуюся, пропускаем! :-) ). Впечатления... потрясающие.
Я так привыкла к его прежнему вокалу - и как-то вдруг, ну почти вдруг, все резко стало другим. Иногда прежний тембр прорывается, иногда голос хриплый, как простуженный, я сперва думала, что и правда простудился, иногда вообще два, если не три регистра сразу, а иногда - уже почти чистый будущий голос... и это НЕ тенор, а баритон... при его не шибко высоком росте и субтильном сложении баритон - это самое оно... представляю себе, как это будет звучать, когда голос переломается окончательно, и тихо так себе фигею...
Не петь. Только оооочень иногда, и даже не вполголоса, а еще тише - просто чтобы навык не потерять. Голос еще понадобится - нечего его сейчас портить.
А я потихоньку извожусь от любопытства - как он будет звучать, когда процесс ломки голоса закончится?

---

Kiev_Gerika - с ДР!

Поздравляю!

---

Спасибо!

Я получила посылку - и теперь мой Эттрейг, совершенно замечательный, стоит у меня возле рабочего компьютера и одним своим видом СПОСОБСТВУЕТ!!!
И все остальное тоже добралось благополучно.
Сира - спасибо тебе огромное!
(а теперь я удрала из сети работать - то есть делать то, чему твой Эттрейг способствует! А на у-мылку отвечу дня через два - когда закончу текст)

---

И снова кинотраурное...

Вчера - Бергман.
Сегодня - Антониони.
Это уходит поколение - или эпоха?

---

Darvest - с ДР!

Если у меня на главной странице отчего-то не значится твой ДР - кто-то думал, что ты сбежишь непоздравленный? Плохо думал! )))))
Лови!

---

Ана Статина - с ДР!

А тебе - вот эти очаровательные особы:

Flower-Picking
Artist: Kuniyoshi (Bijin)
Date: 1841
Size/Format: Oban Tate-e, approx. 14" by 9.75"
Desсription: Gio and Ginyo collecting flowers. From the series 'Stories of Wise Women and Faithful Wives'
Series: Kenjo Reppuden
Publisher: Iba-ya Sensaburo

---

Savva - с ДР!

А в подарок на ДР... ну - тебе ведь не надо объяснять, что значит слово "оннагата"?

The female-role actor (onnagata) Segawa Kikunojo V c.1822

---

Японские театры - рабочее

http://www.nihon.ru/culture/theaters.asp

http://ru.wikipedia.org/wiki/Кабуки

http://www.japantoday.ru/japanaz/k2.shtml

http://www.japanese-page.kiev.ua/rus/hobby-kabuki-no-theatre.htm

http://borovik.spb.ru/3/275_1.php

http://leit.ru/modules.php?name=coppermine&file=thumbnails&album=32

http://refferat.info/component/option,com_docman/task,cat_view/gid,26/Itemid,38/

http://feb-web.ru/feb/ivl/vl6/vl6-6272.htm

http://feb-web.ru/feb/ivl/vl4/vl4-5282.htm

http://www.ikcjapan.ru/publications/mask

http://leit.ru/modules.php?name=coppermine&file=thumbnails&album=77

http://animezis.com.ua/articles/72/



Продолжение следует...

---

О законах жанра (музыкой навеяло)

Именно что музыкой.
Помните такой фильм - "Стрелы Робин Гуда"?
А вам когда-нибудь приходило в голову, что этого фильма - два? Один - с песнями Высоцкого, а другой - без них? И хотя они различаются ТОЛЬКО этим - разница радикальная?
Ну, положим, для меня лично этих фильмов ТРИ - причем третий образовался в моей голове при первом же просмотре паралельно с реально существующим - это фильм, в котором именно Высоцкий играет Клема из Клю, как это и было задумано первоначально (причем когда со мной такая аберрация восприятия случилась, я об этом НЕ знала!!!). И ничего я не могу с собой поделать, при мысли об этом фильме я вижу там Высоцкого, я слышу его голос - причем настолько, что фамилия актера (очень известного в свое время), который действительно эту роль сыграл, моментально моей памятью отторгается - я и сейчас не могу ее вспомнить.
Но не о нем речь.
Да - я уже настолько не молоденькая, что видела первый прокат этого фильма - БЕЗ песен Высоцкого. Уже потом ради этих песен был снят "Доблестный рыцарь Айвенго" с весьма основательно покоцанным сюжетом - ну, а потом песни вернули на то место, где им изначально быть и полагалось. В аудиотрек "Стрел Робин Гуда".
И вот тут-то и оказалось, что фильм с песнями стал НАСТОЛЬКО ДРУГИМ...
Это вообще другое произведение.
Я помню, как в том, первом прокате мне категорически не понравилась гибель Аллана-э-Дейла (то, что его скрестили с Ричадом Ли - мелочь, и не такое бывает) и его возлюбленной. И не просто потому, что их было ужасно жалко. А потому что это было чудовищным нарушением законов жанра - а для художественного произведения законы жанра - это законы природы. Его природы.
Понимаете, протагонист героической баллады обладает одним свойством, которое я для себя за неимением официального термина 
определила как "временное бессмертие". То есть пока он не убит - он бессмертен, он обладает 
повышенным процентом удачливости, некоей аурой "ничего-непоравимого-не-случится" - и никакая это не мерисьюшность. Это реальный закон жанра. Причем эта аура свойственна не только герою - она распространяется и на тех, кого он спас, кому помог. Они как бы тоже попадают в этот магический круг - да вы хоть вспомните реальные-то балады о Робин Гуде! Все спасенные им - в полном порядке! И Вилл Статли, и три сына вдовы, и Ричард Ли (этого пришлось спасать аж дважды - баллада вполне реалистична и сообщает нам с плным беспристрастием, что власти на сэра Ричарда затаили некоторое хамство за якшание с Робином - так что тому пришлось вмешаться повторно), и прочие спасенные Робином и/или его друзьями - ЖИВЫ, ЦЕЛЫ И НЕВРЕДИМЫ! Включая того же Аллана!
И повторяю - это НЕ случанйность и НЕ мерисьюшность.
И вот зачем-то Аллана с возлюбленной убивают - да еще в какой момент... и ощущение не только того, что это несправедливо и что их жаль - а что нарушились законы природы. А они ведь и нарушились. Нас вышвырнули из баллады куда-то совсем в другое место.
Но вот появился фильм С ПЕСНЯМИ. И на гибель Аллана и его любимой наложилась песня. Помните - КАКАЯ?
И все встало на свое место.
Никто никуда из баллады не уходил. Просто из жанра баллады героической был совершен переход в жанр пограничной с ним баллады о загубленных влюбленных. И не ради натурализма и слезовышибания Аллан и его любимая лежат мертвые, и внезапный дождь бьет в их мертвые лица. Нет. Просто они должны уйти в вечность. В ту вечность, где любят.
Без песни - они были просто мертвые. С песней - они рука об руку ушли в вечность - причем как ПОБЕДИТЕЛИ. Как несдавшиеся. Как сохранившие свою любовь даже и в смерти.
Да - их загубленную жизнь от этого не менее жаль... но жаль совсем по-другому.
В общем, в художественном произведении важно не только, что сказать - но и КАК сказать, и зачем сказать.
Думаю, те. кто видел фильм, меня поймут. Те, кто видел ОБА фильма, оба варианта - почти наверняка.
Вот удалось ли мне выразить свою мысль понятно для всех?
Не знаю.

@музыка: я люблю - а значит, я живу...

@настроение: см. выше

---

И снова - траурное...

Умер Ингмар Бергман...

---

Пятый сон Веры Павловны...

Ага. Утопии. Те самые.
Нет, ну откуда они берутся - ясно. И почему в каждый исторический период именно такие, а не другие - тоже ясно. Вот как ознакомишься всякий раз с конкретной исторической обстановкой, окружавшей автора той или иной утопии - так сразу и понятно, что именно его сподвигло, к чему он питал столь страстное отвращение и ненависть, и так далее...
Вот только...
Что сама "Утопия" - действительно, идеальный концлагерь, это очень страшно читать... что прочие утопии и утопушки...
Отчего они такие жуткие? Отчего всякий раз лекарство хуже болезни и извинение хуже проступка? Отчего даже антиутопии человечнее и вменяемее? Откуда столько оголтелого мессианства? И даже те, которые НА ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД выглядят соблазнительно... ой, нет.
И почему же они все такие злобные-то?

@музыка: почему арбуз полосатый?

@настроение: нет, а в самом деле?

---

Где мой антигубораскататель?!

В просторечии - лейкопластырь. Чтобы губу закатать обратно и приклеить.
Ну что же делатьЮ если мне все равно хочется...
Если мне мало только писать книги! Если я все равно хочу, хочу, ХОЧУ поставить в театре "Зеленую птичку" Гоцци!!!!
Ага. Вот мне кто-то так и дал такую возможность. Да мне без диплома хоть худкультпросвета, хоть кулинарного техникума даже самодеятельный коллектив никто тиранить не даст! Тем более что это спектакль, требующий каких-никаких, но затрат, техники сцены и так далее...
Но как же ХОЧЕТСЯ!
Все пошло от сцены Барбарина-Смеральдина... давно уже... и не желает затухать...
Зануда. Сиди и пиши книжки, ага.
Но все равно - как же хочется-то...

---

Вдохнув свежего воздуха...

... действительно хороших стихов - пришла в себя.
И присоединяюсь к флэшмобу от Тви. Начинаю в рандомном порядке выкладывать стихи. Разные. Разных авторов. На разных языках. Потому что не надо иной раз даже знать языка, чтобы ощутить мошь фонетики и завораживающую силу ритма.
Для всех, кто любит стихи:

The Last Rhyme of True Thomas
1893
Rudyard Kipling

THE KING has called for priest and cup,

The King has taken spur and blade

To dub True Thomas a belted knight,

And all for the sake o’ the songs he made.



They have sought him high, they have sought him low,

They have sought him over down and lea;

They have found him by the milk-white thorn

That guards the gates o’ Faerie.



’Twas bent beneath and blue above,

Their eyes were held that they might not see

The kine that grazed beneath the knowes,

Oh, they were the Queens o’ Faerie!



“Now cease your song,” the King he said,

“Oh, cease your song and get you dight

“To vow your vow and watch your arms,

“For I will dub you a belted knight.



“For I will give you a horse o’ pride,

“Wi’ blazon and spur and page and squire;

“Wi’ keep and tail and seizin and law,

“And land to hold at your desire.”



True Thomas smiled above his harp,

And turned his face to the naked sky,

Where, blown before the wastrel wind,

The thistle-down she floated by.



“I ha’ vowed my vow in another place,

“And bitter oath it was on me,

“I ha’ watched my arms the lee-long night,

“Where five-score fighting men would flee.



“My lance is tipped o’ the hammered flame,

“My shield is beat o’ the moonlight cold;

“And I won my spurs in the Middle World,

“A thousand fathom beneath the mould.



“And what should I make wi’ a horse o’ pride,

“And what should I make wi’ a sword so brown,

“But spill the rings o’ the Gentle Folk

“And flyte my kin in the Fairy Town?



“And what should I make wi’ blazon and belt,

“Wi’ keep and tail and seizin and fee,

“And what should I do wi’ page and squire

“That am a king in my own countrie?



“For I send east and I send west,

“And I send far as my will may flee,

“By dawn and dusk and the drinking rain,

“And syne my Sendings return to me.



“They come wi’ news of the groanin’ earth,

“They come wi’ news o’ the roarin’ sea,

“Wi’ word of Spirit and Ghost and Flesh,

“And man, that’s mazed among the three.”



The King he bit his nether lip,

And smote his hand upon his knee:

“By the faith o’ my soul, True Thomas,” he said,

“Ye waste no wit in courtesie!



“As I desire, unto my pride,

“Can I make Earls by three and three,

“To run before and ride behind

“And serve the sons o’ my body.”



“And what care I for your row-foot earls,

“Or all the sons o’ your body?

“Before they win to the Pride o’ Name,

“I trow they all ask leave o’ me.



“For I make Honour wi’ muckle mouth,

“As I make Shame wi’ mincin’ feet,

“To sing wi’ the priests at the market-cross,

“Or run wi’ the dogs in the naked street.



“And some they give me the good red gold,

“And some they give me the white money,

“And some they give me a clout o’ meal,

“For they be people o’ low degree.



“And the song I sing for the counted gold

“The same I sing for the white money,

“But best I sing for the clout o’ meal

“That simple people given me.”



The King cast down a silver groat,

A silver groat o’ Scots money,

“If I come wi’ a poor man’s dole,” he said,

“True Thomas, will ye harp to me?”



“Whenas I harp to the children small,

“They press me close on either hand.

“And who are you,” True Thomas said,

“That you should ride while they must stand?



“Light down, light down from your horse o’ pride,

“I trow ye talk too loud and hie,

“And I will make you a triple word,

“And syne, if ye dare, ye shall ’noble me.”



He has lighted down from his horse o’ pride,

And set his back against the stone.

“Now guard you well,” True Thomas said,

“Ere I rax your heart from your breast-bone!”



True Thomas played upon his harp,

The fairy harp that couldna lee,

And the first least word the proud King heard,

It harpit the salt tear out o’ his ee.



“Oh, I see the love that I lost long syne,

“I touch the hope that I may not see,

“And all that I did o’ hidden shame,

“Like little snakes they hiss at me.



“The sun is lost at noon—at noon!

“The dread o’ doom has grippit me.

“True Thomas, hide me under your cloak,

“God wot, I’m little fit to dee!”



’Twas bent beneath and blue above—

’Twas open field and running flood—

Where, hot on heath and dike and wall,

The high sun warmed the adder’s brood.



“Lie down, lie down,” True Thomas said.

“The God shall judge when all is done.

“But I will bring you a better word

“And lift the cloud that I laid on.”



True Thomas played upon his harp,

That birled and brattled to his hand,

And the next least word True Thomas made,

It garred the King take horse and brand.



“Oh, I hear the tread o’ the fighting men,

“I see the sun on splent and spear.

“I mark the arrow outen the fern

“That flies so low and sings so clear!



“Advance my standards to that war,

“And bid my good knights prick and ride;

“The gled shall watch as fierce a fight

“As e’er was fought on the Border side!”



’Twas bent beneath and blue above,

’Twas nodding grass and naked sky,

Where, ringing up the wastrel wind,

The eyas stooped upon the pie.



True Thomas sighed above his harp,

And turned the song on the midmost string;

And the last least word True Thomas made,

He harpit his dead youth back to the King.



“Now I am prince, and I do well

“To love my love withouten fear;

“To walk wi’ man in fellowship,

“And breathe my horse behind the deer.



“My hounds they bay unto the death,

“The buck has couched beyond the burn,

“My love she waits at her window

“To wash my hands when I return.



“For that I live am I content

“(Oh! I have seen my true love’s eyes)

“To stand wi’ Adam in Eden-glade,

“And run in the woods o’ Paradise!”



’Twas naked sky and nodding grass,

’Twas running flood and wastrel wind,

Where, checked against the open pass,

The red deer belled to call the hind.



True Thomas laid his harp away,

And louted low at the saddle-side;

He has taken stirrup and hauden rein,

And set the King on his horse o’ pride.



“Sleep ye or wake,” True Thomas said,

“That sit so still, that muse so long;

“Sleep ye or wake?—till the latter sleep

“I trow ye’ll not forget my song.



“I ha’ harpit a shadow out o’ the sun

“To stand before your face and cry;

“I ha’ armed the earth beneath your heel,

“And over your head I ha’ dusked the sky.



“I ha’ harpit ye up to the throne o’ God,

“I ha’ harpit your midmost soul in three;

“I ha’ harpit ye down to the Hinges o’ Hell,

“And—ye—would—make—a Knight o’ me!”



Жуковский, "Епископ Гаттон", ака "Суд божий над еписокопом"
(помню, меня в свое время просто потрясло определение НЕИЗБЕЖНЫЕ звери...)

Были и лето и осень дождливы;

Были потоплены пажити, нивы;

Хлеб на полях не созрел и пропал;

Сделался голод; народ умирал.

Но у епископа милостью неба
Полны амбары огромные хлеба;
Жито сберег прошлогоднее он:
Был осторожен епископ Гаттон.
Рвутся толпой и голодный и нищий
В двери епископа, требуя пищи;
Скуп и жесток был епископ Гаттон:
Общей бедою не тронулся он.
Слушать их вопли ему надоело;
Вот он решился на страшное дело:
Бедных из ближних и дальних сторон,
Слышно, скликает епископ Гаттон.
"Дожили мы до нежданного чуда:
Вынул епископ добро из-под спуда;
Бедных к себе на пирушку зовет",-
Так говорил изумленный народ.
К сроку собралися званые гости,
Бледные, чахлые, кожа да кости;
Старый, огромный сарай отворе н:
В нем угостит их епископ Гаттон.
Вот уж столпились под кровлей сарая
Все пришлецы из окружного края...
Как же их принял епископ Гаттон?
Был им сарай и с гостями сожжен.
Глядя епископ на пепел пожарный
Думает: "Будут мне все благодарны;
Разом избавил я шуткой моей
Край наш голодный от жадных мышей".
В замок епископ к себе возвратился,
Ужинать сел, пировал, веселился,
Спал, как невинный, и снов не видал...
Правда! но боле с тех пор он не спал.
Утром он входит в покой, где висели
Предков портреты, и видит, что съели
Мыши его живописный портрет,
Так, что холстины и признака нет.
Он обомлел; он от страха чуть дышит...
Вдруг он чудесную ведомость слышит:
"Наша округа мышами полна,
В житницах съеден весь хлеб до зерна".
Вот и другое в ушах загремело:
"Бог на тебя за вчерашнее дело!
Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
Мыши со всех осаждают сторон".
Ход был до Рейна от замка подземный;
В страхе епископ дорогою темной
К берегу выйти из замка спешит:
"В Рейнской башне спасусь" (говорит).
Башня из рейнских вод подымалась;
Издали острым утесом казалась,
Грозно из пены торчащим, она;
Стены кругом ограждала волна.
В легкую лодку епископ садится;
К башне причалил, дверь запер и мчится
Вверх по гранитным крутым ступеням:
В страхе один затворился он там.
Стены из стали казалися слиты,
Были решетками окна забиты,
Ставни чугунные, каменный свод,
Дверью железною запертый вход.
Узник не знает, куда приютиться;
На пол, зажмурив глаза, он ложится...
Вдруг он испуган стенаньем глухим:
Вспыхнули ярко два глаза над ним.
Смотрит он... кошка сидит и мяучит;
Голос тот грешника давит и мучит;
Мечется кошка; невесело ей:
Чует она приближенье мышей.
Пал на колени епископ и криком
Бога зовет в исступлении диком.
Воет преступник... а мыши плывут...
Ближе и ближе... доплыли... ползут.
Вот уж ему в расстоянии близком
Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
Слышно, как стену их лапки скребут;
Слышно, как камень их зубы грызут.
Вдруг ворвались неизбежные звери;
Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,
Спереди, сзади, с боков, с высоты...
Что тут, епископ, почувствовал ты?
Зубы об камни они навострили,
Грешнику в кости их жадно впустили,
Весь по суставам раздернут был он...
Так был наказан епископ Гаттон.

И - любимое, любимое, любимое, непереводимое!
Лорка - "Сомнамбулический романс" - Verde que te quiero verde...

Verde que te quiero verde.

Verde viento. Verdes ramas.

El barco sobre la mar

y el caballo en la montaña.

Con la sombra en la cintura

ella sueña en su baranda,

verde carne, pelo verde,

con ojos de fría plata.

Verde que te quiero verde.

Bajo la luna gitana,

las cosas la están mirando

y ella no puede mirarlas.

Verde que te quiero verde.

Grandes estrellas de escarcha

vienen con el pez de sombra

que abre el camino del alba.

La higuera frota su viento

con la lija de sus ramas,

y el monte, gato garduño,

eriza sus pitas agrias.

¿Pero quién vendra? ¿Y por dónde...?

Ella sigue en su baranda,

Verde came, pelo verde,

soñando en la mar amarga.

--Compadre, quiero cambiar

mi caballo por su casa,

mi montura por su espejo,

mi cuchillo per su manta.

Compadre, vengo sangrando,

desde los puertos de Cabra.

--Si yo pudiera, mocito,

este trato se cerraba.

Pero yo ya no soy yo,

ni mi casa es ya mi casa.

--Compadre, quiero morir

decentemente en mi cama.

De acero, si puede ser,

con las sábanas de holanda.

¿No ves la herida que tengo

desde el pecho a la garganta?

--Trescientas rosas morenas

lleva tu pechera blanca.

Tu sangre rezuma y huele

alrededor de tu faja.

Pero yo ya no soy yo,

ni mi casa es ya mi casa.

--Dejadme subir al menos

hasta las altas barandas;

¡dejadme subir!, dejadme,

hasta las verdes barandas.

Barandales de la luna

por donde retumba el agua.

Ya suben los dos compadres

hacia las altas barandas.

Dejando un rastro de sangre.

Dejando un rastro de lágrimas.

Temblaban en los tejados

farolillos de hojalata.

Mil panderos de cristal

herían la madrugada.

Verde que te quiero verde,

verde viento, verdes ramas.

Los dos compadres subieron.

El largo viento dejaba

en la boca un raro gusto

de hiel, de menta y de albahaca.

¡Compadre! ¿Donde está, díme?

¿Donde está tu niña amarga?

¡Cuántas veces te esperó!

¡Cuántas veces te esperara,

cara fresca, negro pelo,

en esta verde baranda!

Sobre el rostro del aljibe

se mecía la gitana.

Verde carne, pelo verde,

con ojos de fría plata.

Un carámbano de luna

la sostiene sobre el agua.

La noche se puso íntima

como una pequeña plaza.

Guardias civiles borrachos

en la puerta golpeaban.

Verde que te qinero verde.

Verde viento. Verdes ramas.

El barco sobre la mar.

Y el caballo en la montaña.

Пока - эти. Потом - еще. И спасибо поэзии и поэтам за то, что они есть.

---

Капризная натура

Зашла в некий сетевой графоманник. На пять минут. И поняла, что больше НИКОГДА не буду этого делать. Потому что если плохую прозу читать всего лишь противно, то от плохих стихов мне делается плохо. Физически. Реально.
Ну - плохая проза противная, да... но быть настолько бессмысленной до отвращения, как плохие стихи, ей обычно все же удается с трудом. Аффтары стихобредов считают, очевидно, что не только талант - вздор, а знание жизни - чаромутие, но и что наличие сколько-нибудь связной и связно выраженной мысли - не иначе, как жупел. И начинается брееееед. И что жутко совсем - этот бред выражен в таком отсутствии ритма, в такой колченого лексике, в рифмах, рядом с которыми знаменитое незнайковское "палка-селедка" это просто образец кристально чистой рифмовки... эта жуткая разорванность, раздрызганность мысли, образа, ритмики... нет, я, кажется, не могу передать то физиологическое ощущение, которое возникает от чтения таких стихов. Смесь последствий долгой и неритмичной вибрации плохо работающего двигателя с эпилептическим приступом? Аритмия не только пульса, но и мозгов?
Это помимо заворота извилин...
Нет, не поймите меня неправильно. Я не призываю запретить графоманов. Я просто не буду больше туда заглядывать. И так мне и надо, и сама себе злобный буратино, и ходить туда было незачем. И я даже не сноб, который брезгливо морщится при виде очередных нетленок очередных графоманов. Мне просто физически плохо от плохих текстов. И втройне - если это плохие стихи. 
Каждый имеет право на самовыражение. И даже на самовыражевывание. Просто читать этого не надо. Даже нечаянно читать этого не надо. И не фиг было мне туда заглядывать. И не буду больше.
Пойду сейчас читать любые стихи. Любых классиков. От Киплинга до Брюсова и от А.К.Толстого до Блока... все равно, любимых поэтов, нелюбимых - только бы смыть с себя это состояние и ощущение...
И да здравстует талант, мысль, окрыленная рифмой, реальное чувство и его величество ритм с ее величеством мелодикой... и вообще поэзия!!!

@музыка: "Звуки Му"

@настроение: сама себе злобный гоблин

---

Владимир Высоцкий - помним!

И в этот день я хочу помянуть его именно этими его же словами:

Памятник (Я при жизни был рослым и стройным...)


Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в обычные рамки не лез.
Но с тех пор как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив ахиллес.

Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту,
И железные рёбра каркаса
Мёртво схвачены слоем цемента,
Только судороги по хребту.

Я хвалился косою саженью —
Нате смерьте!
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти.
Но в привычные рамки я всажен —
На спор вбили,
А косую неровную сажень
Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи,
И не знаю, кто их надоумил,
Только — с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мёртвых мертвей.
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец,
Подойти ко мне с меркой обычной
Опасались,
Но по снятии маски посмертной —
Тут же, в ванной, —
Гробовщик подошёл ко мне с меркой
Деревянной...

А потом, по прошествии года, —
Как венец моего исправленья —
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье,
Под моё — с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась —
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет.
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.

Я немел, в покрывало упрятан —
Все там будем!
Я орал в то же время кастратом
В уши людям.
Саван сдёрнули! Как я обужен —
Нате смерьте!
Неужели такой я вам нужен
После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном,
Не пройтись ли, по плитам звеня?
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.

Накренился я, гол, безобразен,
Но и падая — вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой,
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров всё же
Прохрипел я: "Похоже, живой!"

И паденье меня не согнуло,
Не сломало,
И торчат мои острые скулы
Из металла!
Не сумел я, как было угодно —
Шито-крыто.
Я, напротив, ушёл всенародно
Из гранита.

1973

@музыка: см. пост

@настроение: см. пост

---

Сапожник без сапог?

Все мы привыкли трактовать эту поговорку в смысле несправедливости - несправедливости судьбы и несправедливости социальной. Дескать, сапожник хоть и делает сапоги, но сам он слишком беден, чтобы их носить, ему не по средствам. Но так ли это?
Ну да, где Россия, а где Япония - и все же...
Сейчас читаю и перечитываю Ихару Сайкаку (и еще раз - Вук, я просто уже и не знаю, как еще сказать тебе спасибо за такой чудесный подарок!!!!). Сайкаку и правда гений - о чем бы он ни писал, и я люблю его нежно и трепетно. И вот натыкаюсь я у него на следующий эпизод.
Дождь. Под храмовым навесом прячется от ливня гонец некоего даймё. И туда же, под навес, поспешает мальчик - с зонтиком в руках. Однако зонтика он не раскрывает, даже и не пытается. Мальчик промок насквозь - но зонтик не сломан, и он предлагает его гонцу, которому надо спешить. Гонец с удивлением расспрашивает мальчика - отчего тот не пользуется зонтиком сам. Мальчик, уступив распросам, рассказывает ему, в чем дело.
Отец мальчика, бедный ронин, хотя и получил возможность все же поступить на службу, но умер по дороге. Похоронив его, вдова и сын остались в чужих краях без средств к существованию. Местные жители помогли им выстроить хижину, а наблюдая за ремесленниками, они выучились делать зонтики - и вот продажей этих зонтиков они и кормятся. Разумеется, любящая мать никак уж не выпустит сына без зонтика. А любящий сын при одной мысли о своей матери, которая делает ремесленную мужскую работу - не может заставить себя этот зонтик открыть, и пользоваться им не будет, чтобы не навлечь гнева богов.
Гонец думает - да, это так; иточно так же продавщица соломенных шляп заслонится от солнца только ладонью, а мастер, делающий веера, будет обмахиваться не веером ни в коем случае, а шляпой. ЧТОБЫ НЕ ВЫЗВАТЬ ГНЕВА БОГОВ. ЧТОБЫ НЕ НАВЛЕЧЬ НЕСЧАСТЬЕ.
Ну, и сыновней любовью мальчика гонец впечатлен, а как же ж!
Нет - я сейчас не о мастерстве автора, который сразу, с ходу, такой вот деталью с первой же встречи лепит характер мальчика - любящий, жертвенный, верный, несгибаемый... словом, дальнейшее развитие этого характера во всех тех достоинствах, которые и привели юношу к ужасной гибели, не удивляет, оно закономерно. Но я не об этом.
А о том - действительно ли сапожник без сапог - ПО БЕДНОСТИ?
А не потому ли, что плодами СВОЕГО ремесла пользоваться самому НЕЛЬЗЯ - чтобы не навлечь 
несчастье, неудачу, не прогневать духов ремесла и так далее?
Я обязательно где-нибудь использую это вот отношение к своему ремеслу. Есть в этом что-то очень... подлинное. Глубоко подлинное.