День выдался на удивление солнечным и теплым, и наступающий вечер сулил приятную совсем не осеннюю прохладу. Как только ворота города остались позади, Марциан помог Кассии подняться в седло, и сам, немного красуясь, вскочил на Вихря. Какое-то время они проехали в молчании: по лицу Кассии было видно, что она искренне наслаждается поездкой, и Марциан не хотел ей мешать... Хотя, возможно, она просто не решается начать разговор первой?..
Марциан решился, наконец, спросить:
- Так что же вы хотели мне сообщить, эория?
Кассия немного помедлила с ответом, а потом повернулась к Марциану.
- Это касается моего отца. Он... - на миг Кассия отвернулась и вздохнула, собираясь с мыслями. - Он болен.
- Болен? Соболезную, эория. - произнес Марциан, явно не понимая, при чем тут он.
- О, он болен не физически... он просто уже... стар и совершает поступки, порой непонятные даже мне. И вот недавно... он прислал ко мне управляющего, сообщившего мне, что мой отец... - Кассия сжала поводья пегой кобылки, любезно предоставленной ей Марцианом для прогулки, так, что костяшки пальцев побелели. - Что он отправил главе дома Скал письмо с предложением брачного союза. Я отдаю себе отчет в том, что подобное предложение может вызвать скандал, и пришла к вам, чтобы просить об услуге.
- Услуге? Какой же? - новость слегка смутила Марциана, но, несмотря на столь интригующее заявление, ему удалось сохранить на лице выражение вежливой заинтересованности.
- Я прошу вас поговорить с вашим отцом, и объяснить ему, что все сказанное в письме лишь фантазии старого человека.
Марциан кивнул.
- Почему бы и нет. - Хотя, конечно, было жаль...
Неожиданно Кассия поравнялась с Марцианом, и положила руку ему на плечо.
- Если бы обстоятельства были другими, я почла бы за честь стать вашей женой, но сейчас это невозможно, и лишь поэтому я вынуждена просить вас, чтобы вы никому не говорили об этом злосчастном письме.
Марциану не осталось ничего, как улыбнуться снова, хотя на этот раз легкий оттенок грусти скрыть не удалось.
Великолепная Кассия, которой он посвящал все написанное... Нет, Марциан ни на что не надеялся, но предполагать и знать - это совершенно разные вещи... Жаль...
- Конечно, этот разговор останется между нами. Но, надеюсь, эория позволит писать ей и дальше? - Марциан вопросительно поглядел на Кассию.
- С удовольствием прочитаю все, написанное Вами. - Кивнула в ответ Кассия.
- Здесь невдалеке есть чудесный пруд с легким оттенком романтики... И если эория желает взглянуть... - Все необходимое было сказано, легкий меланхолический порыв прошел и Марциан вновь стал самим собой. Как же упустить возможность провести побольше времени с красивой женщиной, тем более что тогда всем интересующимся можно будет абсолютно честно ответить, что эория Кассия пожелала посмотреть на пруд, воспетый Марцианом, а эорий Марциан с удовольствием продемонстрировал сей шедевр природы прекрасной эории...
Кассия поняла с полуслова, она тоже всеми средствами пыталась скрыть реальную причину встречи.
Приглашение к обеду Лиарди проигнорировал также как, и к завтраку, предпочтя пообедать в комнате. Он слишком давно не ел нормальной пищи (молодой эорий содрогнулся, вспомнив ту непрожаренную печенку, которой его всю дорогу пичкал лекарь) чтобы портить себе аппетит общением с Повелителем Молний.
Лиарди заснул мертвым сном сразу, как только поднялся в комнату – настолько его вымотало путешествие, да и встреча с отцом не прибавила сил, как и необходимость отговаривать Алексиса, чуть не отправившегося к стражникам из солидарности с Клодием. Конечно, Алексис имел право сам решать, где ему жить и что делать, но... ради Астрапа, не мог же Лиарди отпустить от себя единственную живую душу, относящуюся к нему, как к человеку! После вчерашней встречи это было бы уж совсем невыносимо.
С утра он немного пришел в себя - во всяком случае, от вчерашнего приступа злости почти ничего не осталось, а усталость прошла. Но, несмотря на это, у него не было желания кого-то видеть, хотелось спокойно привести свои мысли в порядок.
Вчера Лиарди понадобилось меньше десяти минут, чтобы поссориться с отцом. Как всегда. А ведь они не виделись больше года. Впрочем, неужели он думал, что Повелитель Молний способен измениться?
Если бы у наследника Молний был выбор, он и секунды бы здесь не остался. Но без денег, без друзей в столице, и с наемными убийцами за спиной – куда он пойдет? Его собственность передали в управление отцу сразу после суда, и еще неизвестно, как Император соблаговолит разрешить это дело. Лиарди внезапно с ужасом осознал, что у него нет вообще ничего и деваться ему совершенно некуда.
В дверь тихо постучали, настолько тихо, что Лиарди, погруженный в свои мысли, даже не сразу отреагировал на звук. Так в этом доме мог стучать только один человек.
- Мама, не заперто.
Петронилла с секунду нерешительно стояла на пороге, а потом со слезами обняла сына.
- Я все еще не верю... Тебя помиловали, ты дома…
Лиарди неловко высвободился из объятий, и отступил на шаг.
- Боги! Я сделала тебе больно? – Петронилла испуганно посмотрела на сына. – Прости…
- Все в порядке, мама, - больно действительно было, но вовсе не потому, что Петронилла коснулась еще не до конца заживших ран, они-то уже почти не болели... Лиарди почувствовал непреодолимое желание выставить мать за дверь, но тут же устыдился своего порыва.
- Все наладится... – быстро заговорила Петронилла. – Скоро приедет Лаисса, поговорит с твоим отцом, и он перестанет сердиться…, он ведь так ее любит.
- Тетушка приезжает? – Лиарди сам не мог понять, что он почувствовал при этом известии. С одной стороны, Лаисса была единственным человеком в семье, с которым у него сложились теплые отношения, с другой… С другой стороны, как должна относиться женщина к человеку, из-за которого, по всеобщему мнению, погиб ее муж, и чуть не погибла она сама?
- Конечно, разве ты не знал? Ланион приехал сегодня утром и сообщил, что вечером прибудет Лаисса. Она просила встретить ее у Гальтарских ворот… – вдруг Петронилла осеклась. – Ох, я же еще не отдала распоряжение о ее комнатах! Прости, мне надо идти.
Мать с некоторым сожалением повернулась и вышла из комнаты.
Что ж, возможно, приезд тетушки – к лучшему. Лиарди все равно надо было поговорить с ней, если он хотел разобраться в проклятом убийстве Элиаса.
Если, конечно, она вообще захочет с ним разговаривать…
Но сначала надо сделать то, что планировал. Правильно заданный вопрос – половина ответа, а он пока что не знает даже вопросов.
Лиарди достал из сундука лист пергамента, и застыл в задумчивости.
Мерный стук колес, шепчущихся о чем-то своем. Крики сопровождающих. Пыль и грязь. Мелькание пейзажа за окном повозки. Усталость и измотанность. Ржание лошадей. Затекшее тело. Боль в спине и шее. Встречные путники. Придорожные дома. Ночлег под чужими крышами. Время, летящее со скоростью улитки, объевшейся виноградных листьев. Снова пыль и грязь.
Дорога.
Лаисса попыталась сесть поудобнее. Движение отдалось болью в закаменевших от долгого сидения мышцах. Превозмогая неприятные ощущения, женщина все же сменила позу и чуть приподняла полог повозки, чтобы посмотреть на происходящее снаружи. Ее люди, а точнее люди Гая, переговаривались между собой. Солнце капризно пряталось за гранитно-серыми тучами, поэтому день нагонял сон и скуку. Нет ничего интереснее дороги, нет ничего ее скучнее. В сотый раз Лаисса принялась разглядывать внутренности повозки и в сотый раз пересчитывала ремешки на своих сандалиях, потом со скептическим оптимизмом уставилась на небольшое пятно на столе*. Утром, когда она собиралась, одежда была чистой. Впрочем, ни пасмурный день, ни пятнышко на одеянии не могли испортить настроение женщины. Есть куда более веские причины и события, которые портят жизнь людям. Так что обижаться на погоду и столу Лаисса не стала.
Все время дороги, несмотря на внешнюю скуку, эория была занята и даже очень. Она думала. Весьма странное занятие для благородной эории? Нет, кто их знает, этих благородных эорий – чем заняты их красивые головки. Меднокудрая головка одной отдельно взятой эории была забита неподобающими мыслями о заговоре. Послание, полученное от брата, было обнадеживающим и непонятным. С одной стороны, Энио сообщал, что ее племянника - Лиарди помиловали, с другой, никаких подробностей этого не было. Понятно, что Глава Дома Молний не захотел доверить семейные тайны гонцу, пусть самому надежному и верному, но неизвестность оставляла кисловатый привкус ожидания. Как-то странно все выходило. Ее племянника помиловал, но почему? И почему именно сейчас? Просил ли за него Энио? В своем последнем письме брату она упоминала, что пора бы покончить с глупой историей старого заговора, надеясь, что что-то можно исправить. Надеясь, но не веря. И вдруг такое известие. Безусловно радостное. И все же непонятное.
В сто первый раз пересчитав полоски на пологе, Лаисса попыталась выбросить, мучавшие ее мысли. Осталось совсем чуть-чуть, и она будет в Кабитэле, там все встанет на свои места.
Дорога.
Неровный стук колес, плачущих о своей горькой участи. Хрипы и хохот сопровождающих. Пыль и грязь. Надоевший пейзаж за окном. Безразличие и бессилие бездействия. Усталые лошади. Ноющее без движения тело. Боль во всех мышцах. Такие же несчастные, встреченные на пути, чтобы завтра стать прошлым. Случайные дома. Тепло чужих очагов. Счастье чужих семей и домов. Время неуловимое, словно ветер. Снова пыль и грязь.
Дорога.
Дорога - маленькая жизнь.
Дорога.
Дорога была позади. Услышав крики своих возничих, Лаисса чуть приподняла полог и выглянула в небольшую щель. Перед ними возвышались стены огромного города. Каменные укрепления тянулись всюду, куда хватало взгляда женщины. Это могла быть только Кабитэла. Новая столица. Столь же величественная и прекрасная, неповторимая и загадочная, какими были Гальтары. Да, у Кабитэлы еще все впереди, но когда-нибудь она сравнится с оставленным городом. Лаисса сама не заметила, что восхищенно задержала дыхание. На пару мгновений все чувства и волнения отступили, оставив только наслаждение от открывавшегося зрелища и непривычную робость перед чем-то большим и непонятным. За годы жизни в поместье она, оказывается, успела отвыкнуть от шума, гама и многолюдности городов. Теперь ей предстояло заново научиться жить в сравнительно сумасшедшем ритме и дышать одним воздухом с сотнями и тысячами людей. Женщина не заметила, что ее губы дрогнули в довольной улыбке. Новое и неизведанное не пугало, а притягивало ее, обещая что-то таинственное и обязательно хорошее. Ей очень хотелось верить, что все будет хорошо. Лиарди оправдают, он помирится с Энио, брат простит сына, и все они будут жить долго и счастливо. На один короткий миг Лаиссе очень захотелось в это поверить.
- Эория Лаисса?
Женщина отвлеклась от своих мыслей и посмотрела на слугу. Пора возвращаться на землю.
- Пошлите кого-нибудь к воротам, пусть узнают – здесь ли уже Энио. – Слуга, поклонившись, исчез, а Лаисса опять откинулась на сидение и закрыла глаза. Остается надеяться, что Ланион успел предупредить брата и тот уже ждет их с повозкой. Она могла бы совершить геройский поступок и завершить путешествие пешком, но ей этого не хотелось. Опасения оказались напрасны.
- Лаи? – Сильный, но какой-то немного надломленный голос.
Лаисса не помнила – как оказалась на улице, как ее изящные руки утонули в крепких мужских ладонях, как из глаз потекли слезы радости, а с губ сорвались какие-то глупости про дорогу. Ей запомнились только затопившее душу тепло, усталые глаза Энио, а потом она оказалась в объятиях брата. Она вернулась домой.
Лиарди раздраженно свернул пергамент, последний раз бросив взгляд на плод усилий всего вечера: короткий список из фамилий, пересекающиеся круги и линии, холтийская вязь по углам... Не знающему с ума сводящей "письменности" царских холтов странные узоры могли бы показаться шифром или замысловатым узором, но молодой эорий видел в них только то, чем это и было: тщательно вырисованные ругательства нухских рыночных торговцев. Расточительство – тратить на эту чушь такой дорогостоящий пергамент.
Честно говоря, сегодня Лиарди вообще не мог сосредоточиться, постоянно прислушиваясь к уличному шуму. Нет, опять никого. Хотя, слуги, конечно, предупредят о приезде тетушки...
Алексиса, что ли позвать? Лиарди за весь день перебросился с ним только парой фраз. Впрочем, парень, кажется, сам понял, что эредар не в настроении с кем-то общаться, и тактично не попадался ему на глаза, будучи тем не менее рядом.
На Золотой вилле Лиарди уже пытался выстроить какую-то версию случившегося. Увы, видимо, при рождении наследника дома Молний повитуха уронила его головой об пол. Раза этак три подряд... Во всяком случае, ни до чего толкового он так и не смог додуматься. А то, что случилось по дороге в Кабитэлу, лишь породило множество новых вопросов. К сожалению, на большинство из них могли дать ответ только два человека: Фотий Варда и Элиас Пенья.
Неужели Фотий действительно хотел стать Главой дома?! Да нет, не может быть! Варда всегда был корыстолюбивым, и, пожалуй, недостаточно щепетильным в средствах, но он чаще шел по воле волн, чем повелевал ими... Да и, если бы дело было только в Фотии, не было бы никаких релегатов на Армельском тракте. И сам Фотий... когда Лиарди увидел его на суде, то с трудом узнал в бесноватом полусумасшедшем того, пусть и не образцового, но все же эория. Глаза Варды горели злобой и дикая ненависть уродовала красивое лицо. Фотий обвинял во всем его, Лиарди...
- Эредар, эория Лаисса... – Служанка неслышной тенью стояла у двери. Кажется, она звала его уже минуту.
- Тетушка приехала? – Лиарди вскинул голову
- Да, эредар, они сейчас в атрии.
В атрии? Лиарди слегка вздрогнул. Тетушки последний раз он видел все на том же суде. Тогда она выглядела очень несчастной, но не разгневанной. Она даже в начале пыталась вступиться за племянника перед Советом, но, очевидно, ее сочли пристрастной. Гай Пенья быстро увел ее, и на всем заседании она не присутствовала.
Наследник дома Молний торопливо сбежал по лестнице.
********
- Лаи, я понимаю…
Отец. Лиарди секунду колебался, затем решительно вышел на голос.
Тонкая фигура рядом с высокой и плотной.
- Здравствуйте, тетушка...
Пауза.
- Рада тебя видеть, Лиарди. – голос Лаиссы был теплым и дружелюбным. Лиарди недоверчиво смотрел на тетушку, но, казалось, она была искренне рада встрече. Как и раньше...
- Как дорога? – все еще несколько напряженно спросил Лиарди.
- Лиа, дорогой, не спрашивай. - Лиасса быстро шагнула навстречу, крепко обняла племянника, поцеловала в щеку, - Как я устала! И я, наверное, долго еще не смогу привыкнуть к большому городу. Все так суматошно, боюсь, я немного растерялась. – слова тетушки расходились со счастливой интонацией. – Но, рассказывай, ты-то как сам? Дай я на тебя посмотрю...
Ласковая рука осторожно отвела непокорную прядку светлых волос, упавшую на лицо племянника. Лаисса смотрела на него и счастливо улыбалась. Ни тени сомнения или упрека в глазах...
Боги! Это казалось сном. Неужели он волновался зря? Тетушка рада видеть его, действительно рада!
Но нет... Стоило только взглянуть на отца – и все тут же возвращалось на свои места. Суровая фигура застыла как памятник Отцовскому Неодобрению.
- Я полагаю, что Вы считаете свое поведение оправданным. Помните, Ваше помилование всего лишь уступка императора, и оно может быть отозвано.– холодная реплика Повелителя Молний прервала попытку Лиарди ответить на вопрос Лаиссы.
- Энио, не надо, - Лаисса обернулась, коснулась руки брата. – Лиарди ни в чем не виноват.
Доверие. Понимание. Любовь. Абвении! Лиарди сглотнул. Какой-то ком словно стал у него в горле, мешая дышать.
- Лаи, ты устала с дороги, - лицо отца чуть потеплело, почти незаметно. – уже поздно. Твои комнаты дожидаются тебя еще с обеда.
Лаисса протестующее взмахнула рукой, но жест получился каким-то слабым.
- Энио, но мы так долго не виделись!
В кои веки Лиарди был согласен с отцом. Тетушка и в самом деле выглядела уставшей, а путешествие было очень долгим.
Энио выжидающе посмотрел на сына. Лиарди кивнул.
- Я… пожалуй пойду к себе. – Лиарди слегка склонил голову перед Лаиссой. - Тетушка, доброй ночи вам.
Лаисса, похоже, собиралась его остановить, но, видимо, усталость победила, и она, поддавшись уговорам брата нехотя пошла за ним. Лиарди вышел за ней минуту спустя.
Есть вещи, поистине святые для всякого солдата, и одна из них - увольнение. Нужно послужить в армии, чтобы понять, что это значит - целый день свободы! Нужно послужить под началом Манлия Ферра, чтобы оценить это в полной мере.
Крисп наслаждался жизнью.
Таберна, в которую его занесло, была не из самых лучших, но все же весьма пристойной. Здесь просто обязано было водиться хорошее вино и отсутствовать подзаборные бродяги и темные личности, набивающиеся в дешевые кабаки.
- Принеси агарского, красавица! - молодой эорий игриво хлопнул пониже спины служанку, явно завороженную видом пурпурного плаща, и бросил ей золотую талу. Девушка звонко рассмеялась, и умчалась исполнять приказание. Она была хорошенькая, и, похоже, рада ублажить красивого молодого статора не только вином, но в этом деле Криспин был весьма разборчив. Разумеется, «Подруги» Камелии Авиллы стоили дорого, но они того стоили, а недостатка в средствах Крисп не испытывал.
Конечно, Постум Рубур с радостью оставил бы непокорного сына и без денег, и без наследства, но лишить совершеннолетнего наследника рода права наследования или получения дохода со своей собственности можно только по суду, а за желание послужить мечом государю и Империи, слава Абвениям, пока не судят. Более того: родителям неприлично даже просто выражать недовольство подобным намерением сына.
Вокруг слышался смех. В углу звенела лютня...
Криспин пригубил вино, оказавшееся весьма неплохим, вслушался в веселый голос певца, и рассмеялся - песенка с замечательным юмором описывала горячий спор между двумя магнусами на тему: «Есть ли душа у женщины». В героях безошибочно узнавались Игнатий и Андроний. Криспин представил себе, как маленький толстенький Игнатий гоняет канделябром длинного тощего Андрония, и расхохотался еще громче. Игнатия Крисп глубоко уважал, Андрония - глубоко ненавидел, и было за что.
Опцион-адъютор был безмерно благодарен своему начальнику, вытащившему его из того кошмара, в который трудами Андрония превратилась семья Рубуров - если б не статиарх, Крисп, наверное, уже давно бы сунулся в петлю или прыгнул в Данар.
Если б не статиарх… Семья Ферра, первая младшая ветвь семьи Фериа, четвертой младшей ветви рода Рубур… Род Фериа оборвался два поколения назад, и «выскочки» Ферра поднялись на ступень выше, став четвертой ветвью Рубуров. Крисп улыбнулся: считалось, что Манлий обязан повиноваться Постуму как старшему родичу, но представить подобное в действительности было абсолютно невозможно. Сам Повелитель Скал давно оставил всякие попытки добиться от «железного Манлия» хоть слабого намека не повиновение. И слава Абвениям.
Песенка была смешной и остроумной, собравшиеся гуляки старательно подпевали, Крисп поймал себя на том, что барабанит пальцами по столу в такт веселому звону струн. Эх, знали бы набившийся в таберну люд, кто сочинил эту в высшей степени предосудительную песенку! Криспин знал. Вот только говорить об этом не собирался.
- Желаете что-то еще? - спросил аэд, закончив.
- «Один из магнусов» знаешь? - окликнул Криспин, кидая монетку.
- Конечно! - с готовностью отозвался парень.
Разумеется! Злая, ядовитая сатира появилась всего несколько дней назад, но все аэды Кабитэлы уже знали ее наизусть.
Вроде бы на улице вовсе не было жарко, но в горле совершенно пересохло.
- Воды! - сурово велел Ненний, с завистью покосившись на наслаждающихся жизнью посетителей.
Можно было, разумеется, спросить и вина, но лучше не надо. Скоро возвращаться, а у преосвященного Андрония нюх, как у хорошей охотничьей собаки. Создатель, если верить Иоанну, милосерд - авось и простил бы, но вот если о согрешении догадается Андроний - тогда как бы не пришлось полдня отстоять на коленях, бубня покаянные молитвы, и то в лучшем случае. А в худшем как бы преосвященный не приказал пустить в ход ту кожаную плетку, которыми недавно обзавелись все его самые рьяные ученики. Свою плоть истязать можно. Это чужую нельзя… если не хочешь закончить, как пресвитер Анисий, да смилуется над ним Всеблагой и уподобит Рассветным Садам его каменный мешок в Багарской тюрьме.
Ненний глотнул воды и злорадно представил, как блаженствует в Рассветных Садах, в то время как собравшиеся в таберне веселые гуляки вопят и корчатся в пламени Закатного Моря. Стало чуточку легче.
Аэд тем временем закончил выть возмутительные стишки, над которыми надрывала животы вся орава презренных язычников, бесстыже лакавших хорошее вино на глазах у мрачно тянувшего воду Ненния, и нахально спросил, не желают ли слушатели чего еще.
- «Один из магнусов» знаешь? - окликнул аэда молодой офицер в пурпурном статорском плаще, кидая монетку.
- Конечно! - с готовностью отозвался парень.
«Один из магнусов»? Это было что-то новое! Ненний навострил уши - доносить Андронию, что происходит в столице, было прямой обязанностью монаха. В особенности, если происходящее хоть как-то касалось Церкви.
Воина, заказавшего новую песенку, Ненний узнал сразу - Криспин Рубур. Этого тут только не хватало… Иметь дело с опцион-адъютором, люто ненавидящим его наставника, монаху не хотелось ни за какие блага, обещанные мученикам в посмертии. Шесть лет назад из-за этого парня в Кабитэле стрясся такой скандал, что Небесам стало жарко. Монах, забыв про злосчастный стакан с водой, тихонько выполз из-за столика и пересел так, чтобы статор не мог его видеть.
Интересно, что такое заказал этот выкормыш надорского демона? Если осмеиваемым магнусом окажется кто-то из противников преосвященного, текст нужно будет обязательно показать Андронию. Это принесет несомненную пользу, когда магнус станет доказывать Эсперадору, что прочие преосвященные братья не пользуются у народа таким уважением, какого удостаивается он.
Певец ударил по струнам.
Ненний осторожно вытащил стило и кусочек пергамента, и приготовился записывать крамольные вирши…
Император Эрнани со вздохом отложил перо и устало откинулся на спинку кресла.
Наконец-то эории стали собираться. Вот появился «прощенный» Лиарди вместе с кузеном - средним Пардусом, к празднику намеревался быть и старший, появилась Лаисса, остается дождаться Боррасок…
Все эти дни Император почти не покидал дворца, проводя время за бумагами… Наступала пора сбора натуральных налогов... и что у нас там в этом году с урожаем? Возможно, надо их понизить, ведь лучше взять больше фуражом, конкретно - ячменем, чем-то необходимо кормить кавалерию, если и правда военные действия начнутся…
Поэтому людьми, которых Эрнани приходилось лицезреть все это время чаще прочих, были «милейший» тессорий и его помощники…
Вытрясти из хнычущего о недостатке средств Гордиана золото казалось нереальным делом, а денег нужно было много - чтобы подкупать варварских вождей, да и на празднества их уходило не меряно. Сокровищницы и священные щедроты… Император закрыл глаза и попытался собраться с мыслями - те скакали словно бешеные. Ушедшие, как же он устал…
Эрнани с трудом заставил себя подняться, порылся в шкатулке, извлек коробочку с лекарством и проглотил сахарный шарик, запив водой из стоящего на углу стола кувшина, после чего убрал пилюли и снова старательно запер шкатулку. Привычка прятать лекарство подальше появилась у Императора после смерти жены.
Причудливая природа наделяет растения свойством исцелять - и убивать. Говорят, готовить целебное снадобье из ядовитого рвотного ореха* людей научили еще Ушедшие Боги. Кто знает! Эрнани принимал его с детства, по одной пилюле в день, причем доза постепенно увеличивалась. Нынешняя, спасительная для больных ног Императора, и, благодаря привычке, совершенно ему не вредившая, нормального человека могла заставить по меньшей мере заболеть. Снадобье было отчаянно горьким, поэтому его закатывали в сладкую оболочку.
Не терпевшая ни малейшей горечи Ирэна, узнав о столь удачной придумке лекарей, пришла в восторг, и приказала, чтобы впредь лекарства, приготовленные для нее, тоже покрывали сладким.
А два года назад это произошло...
Императрица простудилась. Как назло, через два дня планировался праздник, требовавший присутствия царственной четы. Всегда ревностно относившаяся к своей внешности, Ирэна мысли не держала о том, чтобы показаться на люди с красными глазами и распухшим носом, и, как множество людей, заблуждающихся подобным образом, полагала, что чем больше принять лекарства, тем скорее наступит выздоровление. Вместо предписанных лекарем трех пилюль она проглотила шесть. Когда появился спешно вызванный лекарь, Ирэна, окруженная паникующими зостами, лежала на постели в судорогах. Спасти ее не было ни малейшей возможности.
Кто перепутал приготовленное для государыни средство от простуды с лежавшим в похожей коробочке лекарством Императора: лекарь, невнимательный слуга или сама Императрица? Этого никто так и не узнал.
Эрнани еще раз проверил, надежно ли заперта шкатулка. Больше всего он боялся, как бы до опасного снадобья не добрался Анэсти - круглые сахарные пилюли так легко принять за конфеты, а четырехлетнему ребенку вполне хватит и одной…
Император снова подумал о жене. Странно, но до самой смерти Ирэны оставались друг другу чужими, малознакомыми людьми… Впрочем, почему странно? Никаких романтических чувств не было и в помине, все было до отвращения просто и неромантично: замученный мольбами подданных о продлении династии государь Золотых Земель ткнул пальцем в один из предъявленных на его суд женских портретов и изрек: «Эта!». После чего осчастливленную деву вкупе с оравой ее еще более осчастливленных родичей доставили в Кабитэлу.
Теперь Ирэны не было, зато был бывший гариканский дукс Дардано Саларес, побери его все твари, - императорский тесть и дед наследника, и его супруга Эулалия, государева теща, которым уже мало четырех вилл и трех богатых поместий, в свое время подаренных царственным зятем. А также их напомаженный сынок Стагио, регулярно раз в неделю являющийся клянчить военную должность, причем не какую-нибудь, а «приличную дяде наследника»... Бедный Анэсти, еще ничего не понимает в жизни, а им уже вовсю пользуются. Абвении милосердные, на памяти Эрнани просто не было никого, кто сравнился с его дорогими агарскими родичами в умении настаивать, требовать, выпрашивать, выканючивать и тянуть.
Забавно, до того как Эрнани женился на Ирэне Саларес, Абвениарх ему старательно сватал Альбину Борраску, бывшую тогда малым ребенком. Может, и впрямь стоило подождать, хоть родня была бы приличная…
Эрнани поднялся и вышел из кабинета в Большую приемную.
Толпившаяся там орава светских бездельников немедля разразилась приветствиями, мужчины преклонили колено, их жены, дочери, сестры и любовницы принялись изящно кланяться… Император сделал рукой изящный небрежный жест, дозволяющий подданным расслабиться, и опустился в подставленное кем-то кресло. Глаза б на них не глядели! Ну что они тут торчат? Да уж, высших эориев, занятых хоть каким-то полезным делом, можно пересчитать по пальцам. Может, подумать об этом на досуге?
Государь оглянулся, дабы поблагодарить за кресло, и столкнулся с ободряющим, заговорщицким взглядом Манлия.
- Кто-то с просьбами? - спросил Эрнани, изо всех сил стараясь, чтобы голос не звучал обреченно.
- Шесть человек, но я полагаю, что первым следует выслушать магнуса Андрония, - отозвался статиарх, - Иначе он всех сведет с ума.
Андроний?
Эрнани удивился, приказал впустить и стал вспоминать, что он помнит и знает о магнусе Андронии… По всему выходило, что кроме скандала шестилетней давности, особо ничего.
Магнус не замедлил появиться. Стремительно прошествовал мимо столпившихся у стен заинтересованных придворных. И принялся вещать. Вещал он громко, торжественно, хотя голос его то и дело срывался от возмущения, и очень витиевато, потрясая при этом каким-то мятым клочком пергамента. Столь витиевато, что Император уразумел лишь что-то про еретиков, стихи и оскорбление Всевышнего.
Эрнани чуть не зажмурился. Ужасно. Но что-то от него этому человеку было нужно, и хуже того, отказать ему нельзя. Придется вникать.
- Магнус Андроний. - грозно оборвал Император излияния преосвященного, с каждой минутой все более напоминавшие заурядную истерику. - Успокойтесь! А теперь расскажите внятно, кто или что на этот раз пошло против воли Создателя?
На этот раз Андроний повторил все медленно и по порядку… Император откинулся на спинку кресла.
- Дайте сюда этот пергамент! - потребовал Эрнани.
- Вот она, эта богомерзкая ересь, кою грешно даже брать в персты! - прошипел Андроний, подавая клочок. - Коей презренный безродный аэд, по наущению еретика Криспина Рубура, позорил меня и самую суть эсператистской веры!
Эрнани пробежал взглядом по пергаменту, прилагая чудовищные усилия чтобы не рассмеяться. Какая прелесть…
- Манлий… - Император украдкой смахнул выступившие от усилий не расхохотаться слезы. - Взгляни. Что ты об этом думаешь?
Статиарх принял крамольный пергамент, улыбнулся. Выражение лица Ферры сделалось самым… иного слова, кроме как «стервозным», подобрать было невозможно. Государь запоздало вспомнил, что статиарх терпеть не может магнуса, и понял, что совершил ошибку.
Да, вот задевать подчиненных статиарха этому ызаргу определенно не стоило. Как и именовать еретиками учеников других магнусов, кстати, куда более чтимых народом...
Ну, Андроний, сейчас ты у меня попляшешь!
Манлий вперил в пергамент оценивающий взгляд, движением, почти копирующим ироничную манеру магнуса Адриана, вздернул левую бровь. Высшие эории у стен навострили уши, и немудрено: откровенное намерение поиздеваться было написано у Ферры на лице.
Один из магнусов - святая простота!
Уверовал, Господь есть Чистота, -
- статиарх читал внятно, несколько даже менторским тоном, словно арбитр искусств на поэтическом симпосионе, которого попросили оценить новое молодое дарование, -
Но выводы он делает не те:
Что Чистота есть Бог, а не Бог в Чистоте,
И чтобы "чистым" стать в его глазах
Все время надо каяться в грехах.
Тогда наш рьяный магнус всех вокруг
Заствил каяться: послушников и слуг,
Всех братьев, стражников, секретаря,
Садовника, кухарку, поварят
И, чтобы Враг нас не застал врасплох,
Собаку и на ней живущих блох…*
На физиономии придворных лучше было не смотреть - это могло помешать сохранять серьезный судейский вид.
- Ну, что я могу сказать? - пожал плечами Манлий, сделав эффектную паузу, - Весьма необычный способ стихосложения. - продолжал он все тем же одобрительным тоном почтенного арбитра искусств, высказывающего авторитетное мнение о творении молодого, подающего надежды стихотворца, - Я бы сказал - нетрадиционный. Да, сильно отличается от традиционных гекзаметров… Очень интересно… Оригинально - вот самое верное слово… Автор, несомненно, открыл новое направление в искусстве поэзии… Кстати, преосвященный, а с чего вы взяли, что здесь говорится о вас? Тут не сказано, о каком именно магнусе идет речь!.. Дальше читать, мой государь?
Андроний позеленел. Магнусу явно не хватило сообразительности, дабы уразуметь, что если на улице раздается насмешливая песенка без указания, о ком именно в ней идет речь, наиглупейший поступок - бегать и возмущенно орать, что это именно про тебя. Но вот то, что в данный момент над ним откровенно глумятся, Андроний понял прекрасно.
Светские бездельники у стен уже шли пятнами. Дожать еще немного - и никакой этикет не убережет всю эту ораву от приступа дикого хохота.
- Довольно! - оборвал государь, яростно глядя на своего телохранителя. Боги, бедный Эрнани, он же сейчас просто лопнет! - Преосвященный магнус, я разберусь с этим. Обещаю вам.
Похоже, более всего Император хотел, чтобы магнус убрался, но, без шуток, все же надо что-то с этим сделать… Проклятая вещь - политика...
- Манлий! - грозно приказал Император, оборачиваясь к статиарху, - Найди этого... поэта! Займись сам. Об исполнении доложишь мне!
Андроний выпрямился и смерил врага взглядом победителя.
- Немедленно! - с самым суровым видом кивнул Эрнани.
- Благодарю вас, государь! Близко время торжества Чистоты и Истины! - торжествующе возгласил магнус, злорадно глядя на статиарха.
- Преосвященный Андроний, вы можете быть свободны! - отрезал Эрнани, явно ужаснувшись возможности еще одной витиеватой речи о ереси и воле Создателя, - Ступайте, эорий Ферра! - В глазах Императора читалась откровенная мольба убрать магнуса с глаз долой.
- Близко время торжества Чистоты и Истины! - повторил Андроний, когда за ними закрылась дверь Большой приемной, - Даже ты, враг, несмотря на всю твою ненависть вынужден служить им!
Он взглянул в лицо Манлия Ферра, ища во взгляде статиарха хоть след бессильной ярости, свидетельствующей об очередной победе Создателя.
- Вот здесь вы в заблуждении, преосвященный, - большие серые глаза проклятого язычника были чисты и безмятежны, как воды тихого озера, где водятся твари пострашнее гальтарских, - Я служу Империи и государю Эрнани Первому.
- А он служит Создателю, и потому ты тоже вынужден служить Ему, хоть и ненавидишь Его! - припечатал Андроний, чувствуя раздражение: статиарх не мог не осознавать, что на этот раз проиграл, но как же хорошо этот слуга Чужого скрывает свои чувства.
- Вновь заблуждаетесь. - Ферра улыбался, но в этой безмятежной улыбке сквозило что-то пугающее. Люди так не улыбаются. Так улыбаются демоны. - Я вовсе не ненавижу Создателя. Я лишь, скажем так, недолюбливаю некоторых его слуг.
Что ж! Для того и существуют слуги Создателя, чтобы побеждать демонов, как бы сильны и опасны они ни казались.
- О да, твоя ненависть к праведным известна! - кивнул Андроний, - И я знаю, что ты хотел бы спасти оскорбителя, сочинившего эти растленные стихи. - добавил он, не скрывая торжества: - Но вместо этого тебе самому придется предать его для наказания в руки святых!
- А вот здесь вы заблуждаетесь в третий раз! - улыбка не сходила с лица Манлия, но взгляд изменился, став холодным и жестким, как сталь, - Его Величество приказал мне отыскать поэта, сочинившего сатиру, и я найду его. И доложу Его Величеству. Но если вы ожидаете, что вам кого-то предадут для наказания, то - твари с две! Если государь пожелает его наказать и сообщить вам об этом, он это сделает, и вы, преосвященный, этим удовольствуетесь… Потому что иначе… Кстати, я не ослышался? - Манлий вновь иронично приподнял бровь. - Вы только что заявили, что святы? Любопытно, что сказал бы на это наш святейший Эсперадор? Когда человек объявляет себя родней Императора, не имея на то законного права, его именуют самозванцем. Интересно, что думает Создатель о тех, кто самовольно провозглашает себя избранником Его? И что подумает Церковный Совет?
Андроний замолчал.
Угроза была серьезной. Преосвященный был достаточно разумен, чтобы понимать: открытая победа на Совете сейчас невозможна. Адриан - еретик и друг Ферры, Игнатий и Иоанн - еретики, Доминик - дурак, а Эсперадор, как и в прошлый раз, примет сторону большинства... Что могут праведные и искренние слуги Создателя, если даже в Церковном Совете единственный человек, способный стать каким-никаким союзником - Торквиний? Совет осудит Андрония, и... и будет ПРАВ!
Магнуса охватил леденящий ужас. Все меркло рядом с внезапным осознанием ГРЕХА!
- Лишь Создателю ведомо, кто свят! - сокрушенно опустил голову Андроний, ужасаясь своей гордыне и тому, глаза на оную открыл ему никто иной, как несомненный прислужник Врага - явное свидетельство того, что Чужой готов предъявить свои права на оскверненную душу! - Не дано смертному знать пути его, и не может смертный сам сказать о себе - я свят! Я согрешил!
- Ну что вы, преосвященный! - улыбка Ферры вновь была безмятежной и очаровательной, - В вашем случае это не грех... а заблуждение... Абвении четверку любят...
Статиарх изящно поклонился и исчез в толпе придворных эориев.
Марциан сидел в своем кабинете и задумчиво вертел в руках свиток - письмо отца Кассии с предложением выгодного брачного союза. Сегодня утром он "абсолютно случайно", отправившись на прогулку, столкнулся с гонцом, и, поскольку письмо не было адресовано "Петрониану Надорэа лично в руки", не счел за нарушение приличий поближе ознакомиться с его содержанием...
Вариантов было два. Первый, дождаться отца, показать письмо и честно рассказать ему все. И второй, умолчать о письме, а еще лучше сжечь.
Первый вариант был наиболее честным по отношению к отцу, но кто знает, не захочет ли он воспользоваться полученным письмом для каких-то своих целей... Второй бы больше устроил Кассию, но...
Раздумия Марциана были прерваны неожиданным появлением Маркуса, сообщившего, что эредара Марциана хочет видеть статиарх Манлий Ферра.
Странно, что потребовалось статиарху? Не может же его визит быть связанным с этим брачным предложением... Впрочем, сейчас узнаю...
Марциан швырнул злочастное письмо в кучу своих поэтических изысков и спустился во двор.
Двое конюхов с заметной опаской приняли поводья Сполоха. Относилась ли эта опаска к коню, или его хозяину, было неясно, да Манлий и не вникал. В обоих случаях она была вполне обоснованной.
- Эредар! - Ферра поднял руку, приветствуя наследника своего Дома.
- Эорий Манлий… - младший Надорэа вежливо ответил на приветствие.
Ферра едва заметно улыбнулся краешком губ. Право, парень мог бы запросто служить «агентом в тайне». Не знай Манлий доподлинно, как забавляется этот благовоспитанный молодой эорий, когда его не видят строгие родители, никогда бы не поверил, что сей застенчивый скромник может, едва высунувшись за порог, превращаться в сущее «вражье отродье», как говорят эсператисты.
- Вы, должно быть, желаете видеть отца? - предположил молодой человек. Серые, как и у самого Манлия, глаза просто излучали чистоту, невинность и добропорядочность. Ни малейшей тревоги, лишь легкое недоумение, вполне, впрочем, объяснимое: обычно статиарх не баловал посещениями дом Повелителя Скал. - Увы, но родители не так давно отправились в Агар...
- Мне это известно, - кивнул Ферра, проходя вслед за хозяином в атрий, - У меня действительно есть одно дело к эорию Петрониану. Не могли бы вы, эредар, оказать мне небольшую услугу?
- Разумеется, эорий Ферра, - с готовностью откликнулся Марциан, - Мы поговорим здесь, или лучше пройти в кабинет?
- Чем я могу Вам помочь, эорий Манлий? - вопросил эредар, когда дверь кабинета закрылась за слугой, принесшим вино и два дорогих кубка из матового белого стекла.
- Я хочу, чтобы Вы передали кое-что Вашему отцу, когда он вернется, эорий Марциан. Видите ли, сегодня во дворце произошло одно… хм… довольно неприятное событие. - на лице статиарха изобразилось самое искренее огорчение, - Преосвященный Андроний принес к стопам Его Величества жалобу. Почтенный магнус был до глубины души оскорблен творением некоего неизвестного стихотворца… Вот, можете полюбопытствовать… - Ферра протянул Марциану злосчастный пергамент.
- Весьма забавно! - изрек Марциан самым нейтральным тоном, изучая неровно накорябанные рукой андрониева прознатчика строки.
- Да, вот только государю Эрнани так не показалось, - ответил статиарх посуровевшим голосом, - Его Величество приказал мне как можно скорее найти автора сих строк. Однако, я полагаю, что благородному супрему было бы намного проще отыскать нужного человека…
- Да? - молодец, парень, хорошо владеешь собой, - Почему Вы так думаете?
Потому, что ему ближе искать…
- Его Величество был очень, ОЧЕНЬ недоволен. - вздохнул Манлий, сделав вид, что не услышал вопроса, - Я бы даже сказал - разгневан…
Разумеется, на самом деле Эрнани был разгневан вовсе не сатирой, а тем, что на него натравили магнуса, но виновнику государевых неприятностей знать об этом было необязательно...
Марциан небрежно изучал листок с хорошо знакомыми строками. Интересно, статиарх хочет предупредить его просто по-дружески (точнее, из-за общей нелюбви к надоедливому магнусу) или за этим кроется что-то большее.
Марциан принял предложеннную ему игру.
- Я подробнейшим образом доложу все отцу, как только он вернется. И будьте уверены, он примет необходимые меры. Могу ли я взять пергамент для последующего вручения супрему в качестве доказательства злого умысла? - Марциан, как всегда, умело воспользовался словесной казуистикой, чтобы скрыть свои истинные чувства.
- Конечно. Можете оставить его себе. - Манлий утвердительно кивнул, улыбнувшись про себя. Марциан начинал ему нравиться.
И, словно бы почувствовав изменение настроения, Марциан спросил:
- Вы, как я знаю, неплохо разбираетесь в поэзии, хотя и не афишируете это. Я тоже осмеливаюсь именовать себя поэтом, и, поэтому хотел бы поинтересоваться: орстранившись от содержания, как Вам стиль сего опуса?
- Ну, если "отстраниться от содержания"... - Манлий посмотрел на солнце сквозь стекло кубка, моментально окрасившееся в золотисто-теплые тона. - Если "отстраниться от содержания", то оригинально и нестандартно, я бы сказал, что у поэта большое будущее (если, конечно, он прекратит писать подобные шедевры)...
Марциан довольно улыбнулся про себя. Похвала статиарха значила многое, но бросать свое "развлечение" он не хотел.
- Разве поэт не должен показывать людям их недостатки, вскрывая их в сатире, осмеивать человеческие пороки, тем самым заставляя людей исправиться, - поинтересовался Марциан.
- Должна. Но не раскачивая государство изнутри, - неожиданно серьезно ответил Ферра.
- Но разве поэзия не должна быть отдушиной, позволяющей народу "спустить пар" и не допустить перехода недовольства к восстанию против властей... - Марциан подался вперед. Впервые он сбросил маску образцового наследника и говорил четко, без словесной мишуры, и даже напористо.
А из парня выйдет неплохой Повелитель Скал, неожиданно подумалось Манлию. - Наследственное это у них что ли...
- Вы во многом правы, Марциан. Но...
Дверь неожиданно распахнулась, и девичий голос задорно поинтересовался:
Нет, это просто какое-то безобразие! Обед был уже готов, а Марциан опять сидел с кем-то в кабинете. Причём входить в кабинет никто из слуг не хотел – видимо сказывалась привычка. Марциан-то никогда особенно не стращал слуг. А вот супрем, он же любимый папа, не терпел, когда его беспокоили в кабинете, независимо от того, был ли у него посетитель или нет. Поэтому Юлиана пошла сама. Уже открывая дверь, она услышала, что Марциан что-то громко доказывает.
- Что это ты так раскричался, братик...
Марциан резко повернулся на голос и улыбнулся, увидев Юлиану.
- Да так, мы тут с эорием Манлием немного поспорили о поэзии. – Второй мужчина слегка склонил голову, как бы подтверждая слова её брата.
В другое время Юлиана бы задумалась, поему это её брат спорил о поэзии не с кем-нибудь, а со статиархом империи, но сейчас всё её внимание было приковано к посетителю.
Он был высок, его лицо, волевое и, пожалуй, чуть резкое, было интересным и, наверное, даже красивым. По крайней мере, Юлиане оно понравилось. Правда, окончательное мнение она всегда составляла для себя, когда видела, как человек улыбается. Почему именно так она не знала. Просто ей казалось, что, улыбаясь, человек как будто приоткрывает душу … или не открывает совсем и тогда это тоже сразу говорит о многом.
- Кстати, позвольте мне представить Вам свою сестру, Юлиану Надорэа,- прервал молчание Марциан. – Юлиана, познакомься, статиарх Манлий Ферра. Он заехал с визитом к нашему отцу, не зная, что тот отбыл в Агар.
- Рад познакомиться с дочерью Повелителя Скал,- мужчина сделал шаг навстречу, пока изумлённая Юлиана пыталась осознать, что это и есть тот самый человек, который… Впрочем, дальше она предпочитала не додумывать.
- Наслышана о Вас, эорий Манлий, - голос звучал спокойно и даже как будто холодно. Её эмоции не успевали за словами, но воспитание делало своё дело, и обязательные фразы произносились сами собой. - К сожалению, Вы нечасто посещаете наш дом, поэтому я не имела удовольствия познакомиться с Вами раньше.
- Дела не оставляют мне свободного времени, эория. В противном случае я бы с удовольствием посещал Ваш дом чаще.
- В таком случае, раз Вам представилась такая редкая возможность, может, Вы не откажетесь разделить с нами трапезу? Обед уже готов.
- Да, - вступил Марциан.- Наш повар учился у главного повара императорского дворца, и, говорят, был одним из его лучших учеников.
В светлом просторном триклинии все было уже готово к трапезе. Почетному гостю полагалось место рядом с хозяйкой. Роль эту в отсутствие матери исполняла Юлиана. Марциан устроился напротив них возле маленькой хрупкой девочки с коротко остриженными волосами. Огромные лучистые серые глаза ее напоминали о священных фресках, изображающих смертную подругу Лита с ребенком - будущим основателем Дома Скал, - на руках.
- Скажите, эорий Манлий, а что интересного приготовлено по случаю дня рождения императора? - вежливо осведомилась юная хозяйка, - Говорят, церемония обещает быть чрезвычайно пышной...
- Его Величество еще не принял окончательного решения о том, как будут проходить праздники, но кое-что уже известно, - кивнул Ферра, - Эти торжества обещают затмить по обилию угощения, увеселений, а также по количеству гостей все, случавшееся прежде. Даже Стратег Парда, насколько мне известно, намерен на некоторое время оставить все военные дела и почтить визитом столицу. Думаю, он будет рад повидать своего наставника, ведь Лорио Борраска со всей семьей тоже должен прибыть не позднее, чем завтра.
- Отец тоже возвращается завтра, - заметила Юлиана.
- Верно… Но меня подвела память - я думал, что эорий Петрониан уже вернулся…
Марциан ответил быстрым благодарным взглядом. Разумеется, для того, чтобы не знать, что блестящая память статиарха давно вошла во дворце в поговорку, нужно быть неискушенной девицей, еще не представленной обществу.
- А как здоровье благородной эории Елены? - осведомился Манлий самым светским тоном. Сказать по чести, ему не было ни малейшего дела до супруги Повелителя Скал, но с юными благонравными девами из знатных семей подобает говорить лишь о погоде, религии и здоровье родственников.
- Эория Елена в настоящее время в отъезде, - улыбка пропала из глаз девушки, - Она опять уехала на богомолье…
- Я огорчил вас?
- Да нет, знаете, я уже почти привыкла к тому, что совсем не вижу ее... - Юлиана как-то не по-девичьи горько улыбнулась.
- Простите, мне очень жаль, если мой вопрос опечалил вас, эория. - вымолвил Манлий совершенно искренне, - А о чем пожелала просить Создателя ваша матушка?
- Моя матушка постоянно просит Создателя о здоровье для нашей младшей сестры, Луции. - ответила Юлиана, - Но мне почему-то кажется, что постоянные посты и молитвы не очень хорошо помогают…
Что ж! И о здоровье родственников можно иногда поговорить с пользой…
Ферра снова взглянул на девочку, тихо сидевшую за столом. Она явно не привыкла к гостям и стеснялась незнакомца. С этими короткими волосами и тонким худеньким личиком Луция Надорэа чем-то напоминала Манлию его младшего братишку в детстве. Все дети Аквилия и Марты Ферра рождались светловолосыми, но трое старших с годами потемнели, и лишь Аквилий-маленький остался светло-русым. Посты? Чушь какая, ее нужно хорошо кормить, причем не всякой постной дрянью, а мясом…
…Они приносили Аквилию свежее мясо вепря, только что убитого на охоте, более напоминающей сражение. Боги, они были совсем кэдвалланцами, и верили, что побежденный зверь-воин отдаст их маленькому болезненному братишке свою почти несокрушимую мощь, и потому никто из троих не прикасался к приготовленному мясу раньше брата - чтобы не «перехватить» дар…
- Вы правы, эория Юлиана. - согласился Ферра, - Я не лекарь, но вашей сестре пост может скорее повредить, чем помочь. Знаете, мой младший брат в детстве тоже был слабеньким. Мама очень тревожилась за него, но, думаю, если бы она завернула Аквилия в одеяла и сидела над ним со свечками, сейчас он вряд ли мог бы пробежать три пасаданы с полной выкладкой весом в 20 скилл. Высшие Силы помогают тем, кто сам помогает себе.
- Вы хотите сказать, что знаете лекаря? - Юлиана с надеждой взглянула ему в глаза.
- Я знал одну знахарку в Глэнтайрте. Она была из племени глэйсов - это одно из кэдвалланских племен, союзных Империи. Ее звали Маэв. Она говорила, что, познав секрет исцеления, грех скрывать его от других людей, и так и поступала. Поэтому, хотя та женщина давно умерла, ее мудрость и знания живы. Она научила мою мать готовить один укрепляющий отвар…
Не один, и не только мать. Отец настаивал, чтобы все глэнтайртские кентенарии разбирались в зельях колдуньи Маэв не хуже ее самой, потому что настоящий командир просто обязан знать, как помочь раненому или заболевшему воину. Но сейчас это неважно.
- И это помогло? - мгновенно оживилась Юлиана, - А рецепт сохранился?
- Да, я его прекрасно помню. - кивнул Манлий, - Императорский лекарь готовит это питье для Его Величества. Если вы желаете, я сегодня же скажу ему…
- Эорий Манлий, считайте меня вашей должницей! - девушка чуть не подпрыгнула на стуле, - Правда, не знаю, чем смогу быть полезной Вам я…
- Что вы, никакого долга! - решительно возразил статиарх, и добавил, неожиданно для самого себя ударяясь в придворную галантность: - Это я счастлив, что могу услужить благородной эории… Хотя само по себе даже лучшее лекарство мало что может…
- Появляется надежда. - улыбнулась Юлиана, - А с надеждой и любовью окружающих можно свернуть горы. И любовь всё-таки следует отдавать не Создателю, а близким людям. - продолжала девушка, - Будь моя воля, я бы на порог не пустила никого из этих «святых», рассуждающих о том, что любя земное отрекаешься от Создателя! - добавила она почти с вызовом.
Боги, кто наставлял в вере их мать? Наверняка и здесь не обошлось без прихвостней Андрония, то-то Марциан его не терпит.
- «Если ты постишься и молишься, а ближнего своего не любишь - вотще постишься и молишься» - задумчиво произнес Манлий, - Я слышал эти слова от магнуса Иоанна, и полагаю, преосвященный был совершенно прав.
- А разве вы тоже веруете в Создателя, эорий Манлий? - удивленно произнесла девушка.
- Упаси Абвении! - рассмеялся статиарх, - Просто умный и достойный человек остаётся таковым независимо от того, какую веру исповедует. Я ценю и уважаю многих эсператистских священнослужителей, магнус Адриан - один из лучших моих друзей, а вот иметь дело с Андронием и Торквинием я не пожелаю даже заклятому врагу.
- Однако, оба они сидят в Церковном Совете, омрачая жизнь всем вокруг, - упрямо заметил Марциан.
- Увы, политическая необходимость - одна из самых неприятных вещей, - ответил Манлий, и добавил без малейшего намека на улыбку: - Эорий Марциан. Как вы, несомненно, уже поняли, я не питаю ни малейшего расположения к названным магнусам. Но их присутствие в Совете дает возможность держать их на виду и контролировать их паству. Империя не может благодушно отвернуться, махнуть рукой на толпы фанатиков, признающих Андрония и Торквиния своими духовными отцами, и позабыть о них. Это может дорого обойтись. Поверьте мне, Андроний, сидящий в Совете - куда меньшее зло, чем самозванный магнус Аристарх, бродящий по окраинам и проповедующий Предопределение. Но знаете, что я сделаю с Аристархом, когда его отыщут? Я почтительно приглашу его в Совет. Потому что Аристарх в Совете, где его безумие уравновесят умные, здравомыслящие люди, - меньшее зло, чем Аристрах-бродяга, или Аристарх-мученик, а если его осудят за ересь - пусть это делают единоверцы, - Ферра выразительно посмотрел на Марциана: - А если кто-то из благородных эориев будет недоволен таким решением, мы с государем найдем ему... ну, допустим, наместничество в одной из надорских фем, где его голова будет занята решением насущных вопросов, а пальцы - написанием прошений о средствах и войсках...
Глаза Марциана сверкнули, словно у воина, готового принять вызов. То, что слова статиарха он принял явно на свой счет, было видно даже слепому. А Манлий... Сейчас он напоминал скалу, о которую можно только разбиться.
Братик, тебе лучше помолчать!
- Не могу не согласиться с Вами, эорий Манлий. - быстро перебила Юлиана, и быстро спросила, уводя разговор в более безопасное русло: - Значит, вы чтите Ушедших?
- О да, несмотря на нашу крепкую дружбу с Адрианом, я, как говорят эсператисты, упорный язычник, - Ферра улыбнулся так, что Юлиане стало абсолютно всё равно, какой он язычник и что говорят о нем ярые приверженцы эсператисткой веры.
- Я чту Лита, моего прародителя, - продолжал Манлий с улыбкой. - И Астрапа, как воин, и Анэма, владыку тайн.
- А как же с Ундом? Его Вы не чтите? - спросила Юлиана, увидев, что он вовсе не собирается продолжать список Ушедших Богов.
- Унд... - Манлий как будто задумался о чём-то своём, - Унд - милосердный и любящий Бог. Боюсь, он редко бывает доволен мною.
- Потому, что Вы не милосердный или не любящий? - спросила и замерла.
Марциан застыл с поднесенным ко рту кубком, уставившись на сестру широко раскрытыми изумленными глазами.
Однако, статиарх словно не заметил бестактности.
- Милосерден у нас Его Величество Император, - ответил он, как показалось Юлиане, несколько наставительным тоном, -
Временами излишне милосерден. Одним словом, всё милосердие, дозволенное властям предержащим, тратит он. На мою уже не остаётся, - сурово закончил Манлий, мельком взглянув на Марциана. Того передернуло.
«Бедняга, он сейчас подавится›, - подумала Юлиана.
- Однако, мне кажется, что быть милосердным не так-то просто, - заметила девушка, теряясь в догадках, что происходит с братом, - Не говоря уже о том, что надо найти в себе силы на это самое милосердие, враги не любят, когда их прощают.
- Не знаю, видимо, я слишком редко прощаю врагов, и у меня мало опыта в таких вещах, - пожал плечами Ферра, - Но полагаю, что это не легче, чем желать явить милосердие, но быть не в состоянии себе это позволить.
- Вы всё-таки говорите о себе, эорий Манлий? - с надеждой вымолвила Юлиана.
- Нет, я подумал о Его Величестве и советнике Коро.
- Простите мою настойчивость, но Вы хотите сказать, что даже не желаете явить милосердие? - удивилась девушка.
- Эория Юлиана, почему Вы спрашиваете? - слегка насмешливо поинтересовался Манлий, - У меня создаётся впечатление, что здесь кто-то нуждается в моём милосердии.
Марциан поперхнулся и отставил кубок, бросив на императорского телохранителя затравленный взгляд. Похоже, что он вновь хотел что-то сказать, но Юлиана опять перебила:
- Просто мне всё-таки хочется верить, что Вы способны на милосердие. Но по какой-то причине стараетесь этого не показывать.
- Эория Юлиана, поверьте, о милосердии вам следует беседовать с кем-нибудь другим, - вздохнул Ферра, - например, с магнусом Ионном. Он может бесконечно рассуждать на эту тему. Или с жрецами Унда.
- Ладно, оставим эту тему, - с сожалением согласилась Юлиана - увы, на все ее уловки статиарх упорно не поддавался.
- Кстати, у меня на языке так и вертится вопрос. Скажите, откуда Вы взяли такого замечательного коня?.. Марциан, не делай мне таких глаз!.. Я понимаю, что мой вопрос немного неподобающ, но я просто обожаю лошадей.
- Я тоже, - Манлий тепло улыбнулся. - Сполоха мне пожаловал Его Величество. А сам он получил его в подарок от одного заводчика из Западного Эбина, почти у границ Кэналлоа.
- Боюсь, что в Кабитэле такого коня не найти, - Юлиана вздохнула.
- Вы правы, эория. - согласился Манлий, - Настоящий морисский конь - редкостное сокровище. В Кабитэле их только четыре - один у меня, и три - в Императорских конюшнях.
- Цино, ты помнишь, что у твоей любимой сестры скоро день рождения?
- Лана, опомнись! Ты хочешь, чтобы я купил для тебя лошадь у Его Величества, или у эория Манлия? - возмутился братец.
- Не будьте столь суровы к своей очаровательной сестре, эредар, - внезапно вступился Манлий, - Кстати, если все же соберетесь купить коня, берите лучше в Линнарии - для прогулок и охоты линнарийские лошади самые лучшие. Чистокровные мориски вроде Сполоха очень трудно смиряются с новым всадником, да и нрав у них диковатый, они больше подходят для войны.
- Ну, можно и не покупать. - задумчиво произнесла Юлиана, - Моя Кара - совершенно замечательная, красивая и очень покладистая. Если бы эорий Манлий оказал бы нам любезность, позволив случить ее с…
- Лана, побойся Богов! - не выдержал Марциан.
В глазах брата вспыхнул самый настоящий ужас. Юлиана смутилась. Благородной юной эории обычай предписывал до самой свадьбы не знать, каким образом на свет появляются живые существа, и, хотя она сама находила этот обычай несказанно глупым, гость мог придерживаться иного мнения.
- Думаю, Сполох не откажется. А результат бы стоил внимания. - невозмутимо согласился Ферра. - Пришлите человека, который договорится обо всем с моим управляющим.
- Простите, эорий Манлий, я действительно задаю слишком много вопросов. - Юлиана опустила глаза. Она не знала, почему ей было так неожиданно легко с этим, по сути, совершенно незнакомым ей человеком. Ей казалось, что она знает его давно и что с ним можно разговаривать также естественно, как и с родными и близкими. Но Марциан был прав, ведь это были только её ни на чём не основанные предположения. Вот сейчас он решит, что она невоспитанная и несдержанная девица, и больше никогда не придёт к ним! - Я надеюсь, что моё излишнее любопытство не отвратит Вас от нашего дома.
- Ну что Вы, эория, ни в коем случае! - статиарх улыбнулся, в глазах плясали веселые шальные искорки.
- Правда? - Юлиана подняла на него взгляд. Солнечный луч скользил по его лицу. Значит, всё-таки она всё почувствовала правильно! - Вот видишь. Цино, ты зря меня ругаешь. А мне сразу показалось, что эорий Манлий не тот человек, при котором надо прикидываться чопорной и церемонной девицей. - Марциан сосредоточился на тарелке и, похоже, начал молиться Богам и Создателю одновременно.
- Не надо, эория, - он по-прежнему улыбался! - Скажу откровенно: я не выношу чопорных и церемонных девиц...
- А каких выносите? - Во взоре статиарха мелькнуло какое-то изумленное восхищение. Юлиана осеклась. Марциан неверяще посмотрел на сестру и мученически закатил глаза к расписному потолку.
Ферра вновь не заметил оплошности. Точнее - сделал вид, что не заметил.
Окончательно спасли положение слуги, вошедшие с десертом.
- Увы, я вынужден попрощаться, - произнес статиарх, когда трапеза была закончена. - Меня ожидают государь, легат Парда и военный тессорий для решения одного важного дела…
Он встал и привычным придворным жестом протянул руку Юлиане, намереваясь помочь ей подняться. В этом не было ни малейшей вольности - лишь предписанная этикетом вежливость.
- Будем рады видеть вас снова, - улыбнулась Юлиана, легко касаясь пальчиками его пальцев…
…Искра была столь яркой, что ее было отчетливо видно, и такой сильной, что Юлиана ахнула и помимо воли отдернула руку, изумленно воззрившись на статиарха. Лит Земледержец!
...Есть одна древняя примета. Если между руками мужчины и женщины пробегает искра - это Астрап подает весть своему брату, богу любви Унду, что встретились двое, самими Небесами предназначенные друг другу…
Манлий давно не верил ни в приметы, ни в знамения, да и не могло у него быть ничего общего с этой девушкой, но, видимо, милосердный Унд выбрал именно этот миг для того, чтобы явить статиарху всю степень своего недовольства его особой, потому что, судя по широко распахнутым удивленным глазам, тут же испуганно опущенным, Юлиана явно вспомнила ту же самую старушечью басню, о которой только что подумал он. Ферра внезапно осознал, что смотрит на девушку таким же ошеломленным взглядом. Пальцы еще ощущали укол вспыхнувшей искры...
Лит, утвердивший сушу средь волн! Она смотрела совсем как тогда, вечером, когда он, проезжая мимо, увидел ее в окне...
- Я распоряжусь… - Юлиана Надорэа подхватила край пеплума и опрометью вылетела из триклиния. Манлий сильно сомневался, что она сама знала, насчет чего собралась распоряжаться.
"Боги, только этого мне не хватало!" - тоскливо подумал статиарх.
Ферра предпочел бы пережить несколько покушений или лично отправиться на границу разбираться с торкийскими варварами, чем стать на старости лет предметом грез невинной мечтательной девы, годящейся ему в дочери.
Ее взгляд так не похож на умильные взоры придворных девиц на выданье, мечтающих заполучить супруга, стоящего у самого трона Императора...
- Надеюсь, что Вы не примете искренность за отсутствие хороших манер? - поинтересовался Марциан, хотя было заметно, что думал он тоже о чем-то другом, хвала Абвениям!
- Конечно, нет. - отозвался Манлий, возвращаясь к действительности, - Искренность не может оскорбить...
- Надеюсь, что Вы не примете искренность за отсутствие хороших манер, - поинтересовался Марциан, хотя и думал о чем-то другом.
- Конечно, нет. Искренность не может оскорбить...
- Что ж, Вам всегда будут рады в доме Надорэа. Надеюсь, это не последний Ваш визит. - Слегка наклонив голову, Марциан пропустил вперед себя Манлия.
В голове Марциана крутилось слишком много мыслей сразу. Что сестренка без ума от статиарха, заметил бы даже абсолютно слепой болван... И еще этот знак... Марциан поневоле вспомнил Богов, хотя не верил ни в Ушедших, ни в Спасителя. Нельзя сказать, что Марциану не нравился статиарх, порой он хотел бы стать таким - выше всех, в стороне ото всех. Но это был путь к осмысленному одиночеству, а Марциану слишком нравились шумные компании и толпы друзей и пьянки в обществе очаровательных женщин, которым можно читать свои оды, получая в награду венки и поцелуи...
Но наследница Дома Скал далжна найти себе достойную пару, а Манлий... Испытывает ли Манлий тоже, что и Юлиана?.. Хотя, с другой стороны, хоть и не стоит так говорить, но, может, он прикроет глаза на это дело с магнусом... Не то чтобы Марциан боялся ответственности, нет, он боялся, что его действительно хулиганская выходка может сказаться на репутации его дома...
Короче, пусть идет, как идет. С сестрой он поговорит сегодня же вечером. Она умная девочка и не позволит себе переходить границы, но любовь ослепляет разум...
Марциан налетел на неожиданно остановившегося Манлия.
- Что случилось? - спросил он и, недождавшись ответа, взглянул через плечо статиарха...
- Лана, - выдохнул Марциан и бросился вперед, точнее, попытался, потому что сильная рука статиарха задержала его на месте.
- Подожди, - статиарх сам направился к Юлиане, которая, забыв обо всем, перебирала гриву Сполоха - этого коня-убийцы...
...Торчавший рядом конюх что-то тихо сказал, Юлиана ответила. Беззаботно улыбаясь, потрепала длинную гриву Сполоха и протянула руку к поводьям. Конь тряхнул головой, словно проверяя, крепка ли держащая его рука, переступил, подкованные копыта зловеще цокнули о камень двора...
Видение Сполоха, со злым ржанием встающего на дыбы, разбрасывая и калеча всех, кому не повезло оказаться поблизости, было устрашающе отчетливым.
- Дурная девка!!! - заорал Ферра, срываясь с места.
Нескольких воспоследовавших за этим секунд статиарх потом просто не мог вспомнить, как ни старался. Что случилось с его сознанием, и куда оно делось, было непонятно. Видимо, потерял с перепугу, но тело как-то обошлось без рассудка.
Манлий осознал себя вновь, стоя посреди двора и сжимая одной рукой поводья Сполоха, а другой - руку Юлианы.
- Рехнулась? - некуртуазно рявкнул Ферра, отталкивая побледневшую дочь Повелителя Скал на безопасное расстояние. На нежном запястье проступили красные пятна, обещавшие вскорости стать полновесными синяками, но Манлий отнюдь не чувствовал раскаянья. Где-то стороной прошла мысль, что конюха, отдавшего повод юной госпоже, следует немедля казнить.
Конь фыркал, косил большим лиловым, как у гальтарской твари, глазом и всячески выражал недовольство. Выражал в тех рамках, в каких он позволял себе это с хозяином.
- Что с вами, эорий Манлий? - полуиспуганно-полугневно выдавила девушка. - Вы думаете, он мог меня укусить?
«Укусить?» О том, как «кусается» Сполох, мог бы поведать императорский конюх Исидро, чей палец были откушен и съеден зверем, по недосмотру Богов имеющим обличье лошади. По мнению Манлия, Сполоху следовало родиться леопардом.
Эрнани - наивная душа, - подарил его статиарху по наущению тогда еще здравствовавшей Императрицы. Ферра по сей день был нерушимо убежден: Ирэна Саларес и ее родня подбили государя одарить «вернейшего из воинов» великолепным золотистым чудовищем в надежде на то, что оно отправит хозяина к Прародителю Литу.
- Да он тебя убить мог! - выдохнул Манлий, лишь сейчас начиная осознавать, какой ужас только что испытал. Такого дикого страха он не испытывал ни разу в жизни. Даже тогда, в двадцать лет, в Брокканской долине, когда айрингские воины, распяв пленного гальтарца меж четырех вбитых в землю кольев, готовили раскаленное железо для пыток…
- Что вы! - возмутилась опомнившаяся Юлиана, - Сполох никогда бы не причинил бы мне вреда! Он же такой ласковый!
Ласковый?!
Манлий перевел дух и процедил несколько слов, которых девушка, к своему счастью, не поняла: брань надорских федератов не входит в образование юных эорий. Сполох был - и оставался! - самым диким из всей четверки чистокровных морисков, а точнее - «кэналлийцев», подаренных Императору эбинским землевладельцем Помпилием Антеллой, и, по общему убеждению, не то, что сесть на него, но даже и просто подойти к нему мог только самоубийца…
Твари с две! Ферра погладил золотую гриву, успокаивая коня. Тому, кто готов по дурному выбросить драгоценнейший дар Ушедших, лучше не посягать на прекрасных золотых жеребцов. Самоубийцы ездят на пегой кобыле, оставляющей за собой след подковы без единого гвоздя, и там, куда она идет, не найти дороги в Четыре Царства. Ее Величество была, должно быть, горько разочарована…
- Ваше счастье, что вы сумели ему понравиться, эория Юлиана, - холодно заметил Манлий, не выносивший, когда его пугали, - Прошу извинить мою грубость. Она была продиктована исключительно заботой о вашей безопасности.
Юлиана, гневно сверкая серыми глазами, растерла помятое запястье. Похоже, на языке у нее вертелось что-то ядовитое. Ничего. Брат объяснит. Уж Марциан-то наслышан о нраве Сполоха - вон, стоит, аж скулы позеленели…
Манлий произнес что-то вежливое, что полагалось говорить на прощанье, и взлетел в седло…
- Ты хоть понимаешь, что творишь! - Марциан, наверное, впервые повысил голос на сестру. - Сначала ведешь себя как плебейка, как... как дикарка. Потом лезешь к этому чертову коню... Что на тебя нашло?..
Юлиана рассеяно кивнула.
- Мне было стыдно за тебя. - уже спокойнее произнес Марциан, смягченный покорностью сестры. - Постарайся ТАК больше не поступать...
Юлиана кивнула опять.
- Я не хочу тебе зла, понимаешь... Впрочем, ты меня совсем не слушаешь... - Опять легкий кивок. - Что ж, поговорим позже...
Марциан повернулся и вышел. Юлиана даже не стала останавливать его.
Марциан повернулся и вышел. Юлиана даже не стала останавливать его. В её голове царил сумбур, мысли, когда-то разложенные по полочкам, как будто вдруг упали на пол и устроили дикую пляску. Где-то как будто в отдалении она слышала упрёки брата и понимала, что они были совершенно справедливы. Какие демоны вселились в неё сегодня? Да, конечно, она всегда была эмоциональной, говорила, что думала и делала, что её казалось правильным. Но это – только дома, только с близкими людьми, которые знали её с детства и всё и всегда понимали верно. Ни разу при гостях он не выходила из роли благонравной и воспитанной дочери Повелителя Скал. Почему же сегодня?..
Мысленно Юлиана перебирала весь сегодняшний разговор и кровь то и дело приливала к щекам. Как она могла? Как вообще осмелилась так себя вести. И добро бы в присутствии обычного эория из Дома Скал! Но статиарх империи! Страшно подумать, какое у него сложилось о ней мнение. «Но он ведь воспринимал всё совершенно естественно»,- робко шептал внутренний голос. «Нет, просто он очень хорошо воспитан, в отличие от тебя!» И ещё эта сцена при прощании! Абвении, когда она почувствовала ту искру, почва как будто улетела у неё из-под ног. Глядя в его такие же ошеломлённые глаза, на какое-то мгновение она вдруг поверила, что ЭТО возможно. Что её внутренний голос, шептавший ей что-то невнятное, говорил именно об этом, о том, что они предназначены друг для друга. Но разве такое было возможным? Разве мог он чувствовать то же, что и она? В его жизни наверняка было много женщин, разных, гораздо красивее и умнее, и уж раз до сих пор он не нашёл себе спутницу жизни, значит, и ей не стоит рассчитывать на его внимание.
Тогда, выскочив из триклиния, она бросилась во двор, ещё не очень понимая, что делать дальше со своими чувствами. И там, во дворе, она замерла, любуясь великолепным животным. Вблизи конь статиарха был ещё краше. Дикая, едва приручённая сила, таилась под роскошной золотистой шкурой. И эта сила, как натянутая тетива, готова была выбросить вперёд мышцы длинных ног, чтобы они понеслись вперёд, навстречу ветру. Как зачарованная, она тогда подошла к Сполоху. Лиловые глаза не отрываясь, следили за ней. Сначала настороженно, потом, как будто узнавая. Или это ей так только показалось? Она и сама не заметила, как начала перебирать великолепную гриву, рассказывая коню то, что он, несомненно, знал и сам, – какой он красавец. И вдруг – рывок, чьи-то руки отбросили её в сторону. Юлиана потёрла запястье, что он возомнил о себе? Тогда она даже не нашлась, что ответить, все её прекрасные чувства как будто накрыло чёрной волной. Нет, Астрап ошибся, или смотрел в другую сторону. У них нет ничего общего, его самомнение слишком велико, чтобы заметить, что кто-то другой может думать и чувствовать по-другому!
Юлиана как будто очнулась. Она, видимо, уже давно сидела в беседке, потому что успела замёрзнуть. Холодные пальцы вцепились в стебель с уже оборванным цветком. Вокруг было уже темно, она и не заметила, как опустилась ночь.
- Вот ты где. Я тебя по всему дому ищу... - Марциан подошел к сестре и сел рядом и взял ее за руку. - Замерзла?.. - это был полувопрос, полуутверждение, поэтому Юлиана согласно кивнула. Марциан набросил ей на плечи свой плащ.
- Ну, что скажешь...
- Прости, братик, я и правда себя очень плохо вела. - Лана прислонилась к плечу брата.
- Помнишь, когда ты была маленькой, ты однажды спряталась от меня, обидившись на какую-то мелочь. Я долго не мог тебя найти, я обошел весь дом, попросил слуг помочь... но тебя нигде не было. Я даже проверил наш маленький пруд, боясь, что ты утонула... Я бродил по дому, думая, что с тобой могло случиться и как я скажу об этом родителям, как увидел, что крышка одного сундука слегка приоткрыта... Я нашел тебя там, ты спала, как ни в чем не бывало. - Марциан помолчал. - С того дня прошло много времени, но никогда ты меня там не пугала... До сегодняшнего дня... Больше так не делай... Никогда...
Юлиана преданно заглянула в глаза.
- Хорошо.
Они какое-то время помолчали.
- Я ведь правда не хотела. Но он был такой красивый, а он так грубо... - оправдываясь сказала Юлиана.
- Так, - Марциан перешел на свой обычный шутливый тон, - давай по порядку. Кто был красивый, и кто грубый. Красивый, я так понимаю, конь. Ладно, ты у меня великий укротитель диких необъезженных коней. За это получишь от меня отдельно. Но статиарх вроде бы тебе понравился, даже очень понравился... - Марциан с удовольствием наблюдал, как Юлиана покраснела.
- Цино, ты все не так понял. Он мне действительно понравился... сначала. Но теперь-то мне ясно, что он эгоистичный и самовлюбленный тип. Так что не говори о нем больше в таком тоне...
- Ладно, не буду. - Марциан с легкой улыбкой следил за сбивчивой речью сестры. Он-то понимал, что сейчас в Лане говорит обида, но... - Но помни, я всегда на твоей стороне. Чтобы ни случилось. Только будь хорошей девочкой и не делай глупостей.
- А зачем его вообще принесло к нам сегодня.
Марциан задумался. Говорить сестре о своих выходках он не хотел, но не потому что не доверял, а потому что не собирался втягивать ее в подобные авантюры...
- Он заходил узнать, вернулся ли отец... - произнес наконец Марциан. Но Юлиана, похоже, уловила заминку.
- Правда?..
- Правда. Пошли лучше домой. Уже стемнело, и Луция, наверняка, одна скучает...
- Пошли. - Судя по тону сестренка сообразила, что другого ответа она не получит... сегодня... Завтра или послезавтра этот вопрос опять всплывет, уж он-то знал свою Лану. Но это только завтра...
Час был уже поздний, и спать хотелось отчаянно, но Теон, как это иногда случалось, засиделся за своими бумагами, а ложиться спать без него Аэция не хотела. Один только раз за все время супружеской жизни ей приснился тот кошмар, но с нее и одного раза хватило с избытком. Ей снилось, что она снова сидит, задыхаясь от слез, на холодном каменном полу кладовой - одна, в темноте, всеми брошенная и без вины виноватая...
Неужели это справедливо?! Она была не виновата, что в праздничной толпе ее оттерло от служанки, и старуха Юстина тоже не виновата! Аэция не знала, куда ей идти, растерялась... ну разе это ее вина, что на нее напали, отобрали плащ, браслеты и кошелек, да вдобавок еще и избили так, что она едва могла идти? Родители считали, что да. Восемь суток она просидела на хлебе и воде в темной кладовой, почти теряя сознание от холода, духоты, отчаянья и одиночества. Грабители не посягнули на ее девственность, их интересовали только деньги и украшения, но втолковать это родичам, гневно упивавшимся «обрушившимся на их дом позором» и тощему желчному монаху, требовавшему от Аэции покаяться в том, чего она не делала, не сумел бы, наверное, и сам Создатель.
Родители даже повитуху слушать не захотели - вбили себе в голову, что та лжет о невинности Аэции, чтобы избавить их недостойную дочь от заслуженного наказания. На порядочных девушек не нападают всякие мерзавцы, и порядочные девушки не возвращаются домой в изорванной одежде! А если такое случилось - значит она «вела себя, как куртизанка», и сама навлекла на себя случившуюся беду…
На девятый день отец вывел ее из кладовой и велел пойти умыться и переодеться - немедленно.
- Куда только этот мир катится! - ядовито цедила мать, пока Аэция отмывала холодной водой заплаканное лицо. - Никто не желает больше знать свое место! Подумать противно: какой-то ювелир, одно только, что богатый, а туда же - сынка отправил законы изучать, да не к кому-то - к самому Фулженцию Ориа! А теперь этому стручку судейскому еще и благородную эосту в жены подавай, надо же! Подумаешь, сумариор!
Аэция ничего не понимала - при чем тут ювелиры, судейские и женитьба?
- Все равно дура зареванная, - скривилась тетка, придирчиво оглядывая результат умывания. - На такое и самый жалкий жених не польстится.
- Какой... жених? - в ужасе прошептала Аэция.
- Такой, какого ты заслуживаешь, - отрезала мать. - Надо же хоть чем твое распутство прикрыть. Ни один человек нашего круга после такого позора тебя не возьмет. Ну, а для сынка ювелира... - мать открыла дверь и втолкнула Аэцию в комнату, - и порченый товар сойдет.
Это было последней каплей.
- Я не товар! - закричала Аэция, и слезы вновь брызнули из глаз. - И не порченый! За что вы со мной так? Я ни в чем не виновата!!!
Высокий молодой человек в плаще, застегнутом на пряжку с изображением молнии и скалы, шагнул ей навстречу.
- Я тебе верю, - очень серьезно сказал он…
********
Нет, это еще не была любовь - да какая может быть любовь первого взгляда, если этот взгляд слезами застлан! Не любовь и даже не благодарность - просто Аэция поняла, что готова босиком идти на край света за сумариором Теоном Руфусом, от которого она впервые в жизни услышала: "Я тебе верю". Жениху полагается говорить: "Я тебя люблю" - но какое Аэции дело до того, что полагается!
Негодяев, напавших на нее, нашли очень быстро. Копия их судебного дела, положенная в день венчания перед ее остолбеневшими от подобного поворота родными, стала свадебным подарком молодого сумариора своей невесте. Свадьбу сыграли тихо, неприметно, по абвениатскому обряду. Аэция не возражала. Она стряхнула с себя эсператизм едва ли не с облегчением, и забыла о нем, как наплакавшийся ребенок забывает дурной сон. Ей вовсе не хотелось ни в какие Рассветные Сады - потому что они не были домом Теона Руфуса. Она и представить себе не могла, что на свете существует столько нежности и доверия. За все время замужества она ни единого неласкового слова не услышала от мужа. Один только раз ей стало страшно - когда ее родня решила нанести визит новоиспеченному ипосупрему - благородному эосту Руфусу: ведь теперь он был человеком их круга. Взглянув на побледневшее от испуга лицо жены, Теон велел слуге:
- Передай, что благородного эоста Теона Руфуса и его супруги нет дома. - И, помолчав, добавил. - И не будет впредь.
Именно после этого Аэции и приснилась кладовая. "Я никому никогда не позволю обидеть тебя, котенок", - сказал ей Теон, прижимая к себе перепуганную жену. Аэция верила Теону, как и он ей - от всего сердца. Если он сказал, что ей больше нечего бояться, значит, и вправду нечего. Но все-таки ложиться спать, не дождавшись мужа, она перестала.
Ох - ну надо же было так задуматься! Шаги Теона уже слышались за дверью. Сейчас он увидит, что она опять не спит, и огорчится.
Аэция быстро загасила свечу и юркнула в постель. Да нет, в комнате так отчетливо пахнет горячим воском, что сразу ясно - свечу задули только что.
Теон открыл дверь и вошел в спальню.
- Опять без меня полуночничаешь, котенок? - произнес он. Даже в темноте спальни Аэция чувствовала его ласковую улыбку.
- Да, - ответила она. - А еще ввожу в заблуждение правосудие.
Теон засмеялся и поцеловал жену в висок.
- Бесполезно, - прошептал он, обнимая ее. - Что ты ни делай, что ни говори, а я тебе все равно верю…
Ужас, когда просыпаешься в холодном поту, и, несмотря на неимоверную усталость молишь Богов, чтобы не заснуть снова. Чтобы вновь не увидеть ЭТО.
Пропади пропадом Коро с его «Пленником»! Диамни «доводил картину до ума» три года - и довел. Чезаре видел ее всего раз, но ему хватило. Некоторые вещи врезаются в память так, что их ничем не вытравишь. Эрнани, при виде «Пленника» едва не стало плохо прямо в мастерской, но Император не захотел уйти. Напротив, попросил всех, кроме художника, удалиться и просидел до самого вечера, глядя на картину и словно прося у погибшего брата прощенья. Диамни никому не рассказал, о чем они с Эрнани говорили в тот день.
А Чезаре не спал тогда несколько недель. Стоило сомкнуть веки - и он видел Рино. Рино, обнаженного и закованного, у входа в проклятую пещеру. На самом пороге эпиарх оборачивается и смотрит отчаянным, молящим о доверии и помощи взглядом в глаза единственному человеку, который обязательно поверит ему. Но этого человека здесь нет. Это человек сбежал из столицы год назад с чужой женой… подумать только, в тот день, когда лучшего друга, почти что брата, уводили на казнь, он сидел в каком-то марринском кабаке и запивал обиду на Тэа и Виларда, искренне считая ее измену несчастьем!
Сон приснился вновь - год назад, став еще хуже. В тот миг, когда Ринальди оборачивался, его лицо начинало меняться. Он превращался в Лиа. У Лиарди такие же светлые волосы, а переливчатого цвета глаза временами кажутся зелеными… Хотя ему далеко до почти божественной красоты Рино…
Чезаре не знал, откуда именно сегодня взялось нерушимое убеждение, что если он заснет, ему приснится та же дрянь, что и год назад, что стОит сомкнуть веки - и он вновь увидит брата, обоих своих братьев, увидит их нагими и в цепях, ожидающими страшной участи, которую он бессилен отвратить. Но, так или иначе, спать ему не хотелось. Ночь пролетела в раздумьях. После разговора с Манлием память неумолимо возвращала Чезаре в тот день 21 числа Летних Волн прошлого года...
********
- Итак, - провозгласил Император, - я прошу вас, отринув лицеприятие и дружеское расположение, равно как и неприязнь и предубеждение, руководясь лишь справедливостью, сказать: виновен ли эредар Лиарди Марикьяре в пособничестве убийце эория Элиаса Пенья, Главы Дома Волн?
Эрнани обвел присутствующих внимательным взглядом
По традиции, голосования начинались с Дома Скал и заканчивались Домом Молний, так что первое слово выпадало Петрониану Надорэа.
- Молчу… - супрем старался не смотреть на смертельно бледную сестру. Петронилла Марикьяре сидела, судорожно сцепив пальцы и вскинув глаза к потолку, словно надеялась, что он сейчас расступится, явив небо и вернувшихся Абвениев в нем. Несчастная женщина явно уже не надеялась, что кто-то другой сумеет спасти ее единственного сына.
- Ваше право, эорий Надорэа, - согласился Эрнани.
Может быть, род Повелителей Скал и впрямь в родстве с камнем, но Петрониан явно не каменный. И все равно это было плохо. Если бы супрем считал племянника невиновным, он бы так и сказал. А раз не сказал - значит, не считает. И остальные учтут это, когда станут высказываться.
- Виновен… - кивнул Децим Сарвиа.
- Молчу… - задумчиво произнес Антий Канэа.
Не уверен… Антий никогда не скажет: «виновен», не будучи убежден полностью. Все бы были такими…
- Виновен, - тихо откликнулся сидевший рядом с ним Гратидий Таурэа.
- Виновен! - зло рявкнул Постум Рубур.
Мерзавец… Чезаре еще с юности не терпел Постума, а сейчас - сейчас попросту ненавидел. В глазах этого фанатика Лиа виноват уже просто потому, что, проклятый язычник, не ходит, закутавшись в серое, смеется, пьет хорошее вино, ухаживает за девушками и не простаивает целые дни на коленях перед «покаянной свечой». Рубуры были невыносимы и до того, как приняли эсператизм, а сейчас с ними и вовсе дело иметь невозможно…
Дом Скал сказал свое слово, очередь была за Ветром.
- Виновен, - приговорил Лорио Борраска, бывший Стратег, самый старший и уважаемый человек в Совете, и Чезаре ощутил, как пол уходит из-под ног.
- Я думаю, эредар Лиарди невиновен, - с некоторым, как показалось Чезаре, вызовом произнес Пангратио Арасена.
Ну, слава Абвениям…
- Молчу, - это Агосто Вилларэа.
И за это слава Им…
- Виновен… - Онорато Эррера…
- Невиновен… - Венанций Аранда
Итак, Дом Ветра разделился ровно пополам: двое за виновность, двое за «невиновен», один молчит. Очередь Волн…
- Виновен! - яростно выдохнул Гай Пенья.
От этого Чезаре ничего другого и не ожидал. Гай боготворил брата, глупо было надеяться, что ему хватит выдержки промолчать, предоставив суд другим. Наверняка сожалеет, что обычай «казни поединком» отменен, и ему не удастся прикончить обоих виновников смерти Элиаса собственными руками. Лиа, несмотря на весь свой гонор, с ним бы не справился… А Фотий - тем более, вон, расползся, как медуза на солнцепеке…
На миг воцарилась тишина: рядом с Повелителем Волн было место его двоюродного брата. Подсудимый, к тому же только что признанный виновным, не мог высказываться, но глава семьи Варза, наследующей Вардам, вступит в свои права лишь после того, как свершится казнь, если она свершится, или после того, как Фотий будет официально лишен всех прав.
- Виновен, - согласился Септим Хонтанион.
Тадиус Оньяте…
- Молчу… - голос был неуверенным. Интересно, в чем именно не уверен Тадиус? В том, что Лиа виновен, или в том, что нет? Что ж, и на том спасибо… Хотя, если и дальше так пойдет, Лиарди не спастись…
Фабий Агустал…
- Я бы хотел в последний раз задать вопрос обвиняемому, - произнес внезапно второй геренций, - Эорий Лиарди, скажите, о чем вы все-таки договаривались с Фотием Варда во время разговора, о котором рассказала эория Кассия Варда?
- Такого разговора не было, - устало возразил Лиарди, и Чезаре захотелось ударить его, - Эория Варда солгала, либо заблуждается.
Как же! О том, что Фотий сговаривался о чем-то с Лиа, знало полдома, а Лиарди даже не собирался ничего объяснять - попросту тупо все отрицал, не обращая внимания на ораву свидетелей, в числе которых жена его проклятого дружка! Дурак! Четырежды дурак, на что он рассчитывает?
Боги! Абвении милосердные! Чезаре охватила какая-то бессильная тоска, словно приговор уже вынесли, причем - ему, а не брату. Да что же ты делаешь, Энио Марикьяре? После тебя должен говорить твой Дом, четыре человека, но кто оправдает Лиарди после того, как его родной отец дал понять, что считает его преступником?!
- Увы, я хотел бы сказать «невиновен», но я не вижу оснований сомневаться в виновности эредара Лиарди, - печально и виновато, словно прося прощенья за свои слова, выговорил Кандидиан Парда, - Эредар Лиарди виновен…
Вот оно! Кандо - честнейший парень, и при этом удивительно добрый, будь у него хоть какая-то возможность… Но нет, если он уверен, что Лиа виноват, то будет страдать, но душой не покривит, а слова Энио лишний раз убедили его в виновности подсудимого.
- А я полагаю, что нет, - возразил Ювентиус Керва.
- Я тоже думаю так, - поддержал Керву Туллий Флакк, - Мне представляется, что дело надо расследовать повторно. Остались кое-какие неясности…
Теон Руфус сделал движение, словно желая вскочить, но сдержался. Даже с того места, где сидел Чезаре, было заметно, как кровь бросилась в лицо молодому дознавателю. Сумариор покраснел, как свекла, в глазах вспыхнули злые искры. Надо же - кто-то посмел усомниться в качестве его работы! Тьфу! Удавить бы эту самоуверенную честолюбивую сволочь! Чезаре крепко подозревал, что Руфусу что-то пообещали за усердие…
- А я думаю… - Сеннио Арвина замолчал на долгий, томительный миг. То, что Сеннио ненавидит Главу своего Дома, виня мужа своей покойной сестры в ее смерти, не было секретом ни для кого, но неужели… - А я думаю - эредар Лиарди виновен! - спокойно произнес Арвина.
- А я думаю, что эорий Сеннио предвзят, - вслух произнес Чезаре, хотя никто его не спрашивал - магнусы присутствовали в зале, и могли, при желании, высказаться по ходу процесса, но права решать о виновности подсудимых им не предоставлялось.
Что ж, если дядюшка хотел напакостить, он своего добился. Десять голосов против девяти за «виновен»! Если сейчас Эрнани не выскажется в пользу подсудимого, Лиарди пропал!
- Вам не предоставлялось слова, магнус Адриан, это во-первых, - мрачно напомнил Петрониан Надорэа, - А во-вторых: вас тоже нельзя назвать свободным от предвзятости. Слово государя!
Чезаре вновь окинул взглядом зал. Место Петрониллы пустовало - несчастная женщина была на грани обморока, и зосты поспешили, несмотря на слабое сопротивление, увести госпожу из зала.
Несколько секунд Эрнани молчал, глядя на лист, поданный ему советником Коро...
- Виновен! - с едва уловимым сожалением произнес Император.
Оставалось вынести приговор.
Главы Домов переглянулись. Децим Сарвиа покачал головой и шепнул что-то Гратидию. Лорио Борраска поморщился. Лицо Энио Марикьяре казалось изваянным из куска льда.
Эрнани поднялся, и, помедлив секунду, снял венец…
Объяснять, что это значит, было не нужно. Чезаре мысленно похвалил догадливых зост - мачеха умерла бы раньше, чем Император закончил речь.
Фотий оглянулся по сторонам с каким-то недоумением, как будто не веря, что все это происходит с ним, и медленно осел наземь, словно у него не осталось сил стоять.
Лиарди смотрел на Эрнани расширившимися потемневшими глазами. Пальцы судорожно сжимали цепь, которой были скованы его руки, но это было единственный признак волнения, который Лиа себе позволил. Бедный парень явно утратил всякую надежду на спасение и решил достойно принять неизбежное.
- Эории, - голос Императора был спокойным и ровным, - ваше решение справедливо. Приведенные доказательства убедительны. Эорий Фотий Варда признан виновным в убийстве своего двоюродного брата, Элиаса Пенья, а также попытке покушения на жизнь своего двоюродного брата Гая Пенья, и своей родственницы Лаиссы Пенья-Марикьяре - супруги эория Элиаса. Эредар Лиарди Марикьяре признан виновным в том, что выступал пособником его преступлений, скрывал его преступные намерения, оказывал ему помощь и пытался спасти убийцу от правосудия. Оба они заслуживают суровой кары…
Эрнани на миг замолчал, словно переводя дух.
- Не далее, как на четвертый день, считая от нынешнего, Фотий Варда будет препровожден в Багарскую тюрьму, где и состоится казнь. Да будет его голова отсечена топором палача! - закончил Эрнани тем ледяным голосом, каким обычно произносил слова, которые ему не хотелось произносить. Государь Эрнани Первый не любил произносить смертные приговоры. Даже тем, кто их заслуживал.
Стоявший на коленях Варда слабо застонал и его затрясло, словно в припадке…
- Эорий Лиарди Марикьяре… - Эрнани вновь замолчал, словно что-то обдумывая,
Чезаре вновь оглянулся на брата, Лиа стоял прямо и гордо, каким-то чудом сохраняя видимое спокойствие. Лишь почти снежная бледность выдавала волнение и страх, которые он, наверное, ощущал сейчас. Эрнани, ну что ты тянешь?! Это же хуже пытки!
- …да будет лишен всех прав, титула наследника и всей принадлежащей ему собственности, которая передается в управление его отцу, Главе Дома Молний. Эорий Лиарди будет выслан из столицы и доставлен на Золотую Виллу в провинции Южный Эбин, являющуюся императорской собственностью, где и останется заключенным под строгим надзором, пока Боги, в Которых он верует, не призовут его. Ему запрещается покидать поместье, говорить с кем-то помимо слуг и стражи, или принимать кого-то у себя… - Эрнани говорил что-то еще, писцы торопливо записывали подробности назначенного бывшему эредару наказания, но все это было уже несущественно. Любой самый суровый приговор можно пересмотреть позже - кроме смертного, любой осужденный может быть помилован - если он жив!
- Спасибо, Эрнани… - едва слышно прошептал Чезаре, - Спасибо…
Лиарди секунду недоуменно вслушивался в речь государя, как будто смысл слов доходил до него с трудом, затем исполненным достоинства жестом медленно склонил голову, словно в знак согласия с приговором. А может быть - чтобы окружающие не смогли заметить неимоверного облегчения, отразившегося в его глазах.
- Нееееет! - вопль Фотия Варда напоминал скорее вой загнанного зверя, чем человеческий голос.
Все, кто был в зале, невольно обернулись в его сторону.
Похоже, эорий только сейчас осознал, к чему его приговорили - дикий смертельный ужас поднял его на ноги.
- Нет! Пустите! - взвыл Фотий, тщетно пытаясь вырваться из рук гвардейцев, - Я не хочу умирать!!! - двое статоров быстро скрутили его, как-то хитро набросив на осужденного свободные концы цепей, которыми он был скован, Варда безнадежно задергался в их руках, раня себя о железные звенья и не замечая этого - он, прежде до дрожи боявшийся малейшей боли… - Я не хочу… Это ты во всем виноват, предатель проклятый! - простонал Фотий рыдающим голосом, с дикой ненавистью глядя на младшего Марикьяре, - Чтоб ты раньше меня сдох, подонок!! Я не хочу умирать из-за тебя! Предатель! ПРЕДАТЕЛЬ!!!
********
Предатель…
Ты предал этого братоубийцу, Лиарди?
Чезаре протянул руку, подобрал валявшийся на полу лист, утянутый тогда же из руки Диамни Коро, и в сотый, если не в тысячный раз уставился на рисунок.
Вот, Чезаре, смотри сам… Ты видишь его лицо, его глаза? Он боится. Но это не тот страх, смешанный с недоумением, который… Нет, Лиарди что-то скрывает, и даже не рассчитывает кого-то убедить, что это не так. Это взгляд человека, знающего за собой вину. Мне жаль, но твой брат грешен…
Диамни говорил чистую правду, очевидную всякому, кто имел возможность сравнить набросок лица Лиарди на суде с гениальным изображением «Пленника».
Разрази тебя Астрап, Младший, в чем же ты грешен?!
Настроение у ипосупрема Теона Руфуса было - гаже некуда. И неудивительно. Вот оно, правосудие, во всей красе - извольте полюбоваться: осужденный преступник Лиарди Марикьяре возвращен в столицу, как ни в чем не бывало! Нет, высокопоставленных преступников можно отдавать под суд сколько угодно - но если у их семьи хорошие связи, они всегда сумеют выкрутиться... как Лиарди. В такие минуты и в правосудии усомниться недолго - и уж тем более в себе самом. Зачем, в самом-то деле, он работал над следствием, если все его труды единым росчерком стила можно отправить кошке под хвост?
Теон никогда не опускался до того, чтобы распекать подчиненных, будучи не в духе: вот только еще недоставало срывать злость на других людях. Поэтому он долго не говорил Иларио Арасене ни слова - и только совладав кое-как со своим дурным настроением, окликнул секретаря.
- Иларио, - мягким тоном произнес Теон, - у вас завелась новая возлюбленная?
Иларио ответил ему растерянным взглядом.
- Вы ведь сегодня пришли на службу не из дома?
- Из дома, ипосупрем, - непонимающе отозвался секретарь.
- У вас дома что-то случилось? - участливо осведомился Теон. - Может быть, пожар?
- У меня дома все в порядке, - еще более недоуменно ответил Иларио.
- Правда? - поднял брови Теон. - Но если вы ночевали дома, и где все, по вашим же словам, в полном порядке - что вам помешало надеть пояс и пряжку со знаками различия? Почему вы в обычном светском платье?
Сумариор Ипатий чуть слышно хмыкнул, и Теон с трудом удержался от усмешки. Никакие ранги, никакая родословная не спасали подчиненных Теона от справедливого разноса - да он бы сыну самого императора не побоялся устроить выволочку, вздумай тот в будущем податься служить в ведомство супрема! Но распекать человека вдвое старше себя Теону было нелегко. Сумариор Ипатий тоже частенько манкировал знаками различия - как и сегодня - и Теон в подобных случах разносил Арасену, но так, чтобы Ипатий понимал, что камешек брошен и в его огород: как говорится, тебя, кошка, ругаю - а ты, невестка, слушай.
- Впрочем, - задумчиво произнес Теон, - если вам так не нравятся ваши знаки различия...
Невзирая на дурное настроение, Теону сделалось смешно: ну неужели этот бедолага всерьез думает, что Теон собирается гнать его взашей за такой мелкий проступок?
- …так это можно устроить, - невозмутимо продолжал Теон. - Будет у меня для вас одно поручение - и вот тут вам знаки различия носить не придется. Наоборот, они вам могут только помешать.
Иларио так и просиял.
- Какое поручение, ипосупрем? - с жадным любопытством спросил он.
- После, - усмехнулся Теон. - Все это после. Сейчас я должен отлучиться. Если будут спрашивать - я в «Каменоломнях»…
Ипатий снова хмыкнул - и на сей раз Теон подмигнул ему прежде, чем запереть служебные документы на ключ и выйти на улицу.
Большое, в человеческий рост, зеркало было гордостью дома: как же дорого стоят эти освинцованные стекла! Говорят, покои прОклятого эпиарха были сплошь увешаны зеркалами…
Кандидиан изящным движением оправил плащ, и снова придирчиво оглядел свое отражение, любуясь результатом.
Зеркало послушно отразило стройного, изысканно одетого молодого эория с большими темно-карими глазами и длинными блестящими золотистыми локонами, красиво падавшими на плечи. Божественный Прародитель одарил братьев Парда своей внешностью, всех троих, и это не могло, просто не могло ничего не значить! Темные глаза, золотистые волосы…
Кандо вышел в атрий, мельком взглянув на лик Астрапа на домашнем алтаре.
Братья были красивее, и больше похожи на образ в ларарии. У них вообще была масса достоинств, которых не хватило на долю младшего брата, но Кандидиан никогда не ревновал. Никогда. Стефо и Тьяно были лучшими людьми на свете. Разве может он держать на них зло за то, что они оказались одарены Богами щедрее, чем он сам? Ревновать к тем, кого он любит больше, чем себя самого - какая глупость!
Ревновать следовало к другим. Тем, кто, вопреки воле Прародителя, все еще занимал место, которого не заслуживал.
...Себастьян, конечно же, успел умчаться во дворец.
Мысленно позавидовав статорским военачальникам, имеющим право разъезжать по столице верхом, молодой эорий окликнул мажордома и распорядился подать паланкин.
С каких пор тюрьму на острове Багар* прозвали «Каменоломнями», точно никто не знал. Скорее всего, это случилось еще до того, как она появилась, потому что изначально там действительно были каменоломни. Использовать образовавшиеся подземелья в качестве узилища люди додумались значительно позже. Темницы получились кошмарные. Многие камеры представляли из себя глубокие подземелья, куда узников просто спускали вниз через отверстия в потолке. Теон терпеть не мог посещать Багар, однако служба требовала… Боги Ушедшие! Сколько времени он проторчал в этих смердящих катакомбах, допрашивая убийц Элиаса Пенья, и для чего? Чтобы преступника через год великодушно простили и выпустили на свободу? Во имя карающих молний Астрапа, это что - справедливость?
Вообще-то ипосупрему полагалось разъезжать по Кабитэле в паланкине - но Теон как ходил пешком в бытность свою сумариором, так и не собирался изменять этому обыкновению и впредь. Путь, конечно, был неблизкий - но если каждый день таскаться всюду в носилках, никаких денег на это удовольствие не хватит - он не настолько богат, чтобы содержать восемь слуг, нужных, по сути, лишь для того, чтобы производить впечатление на окружающих. Не взятки же ему брать, в самом-то деле! И не к отцу обращаться - тот охотно даст сыну любую сумму, но Теон с первого дня службы дал себе слово, что деньги отца к его служебной жизни не будут иметь никакого отношения. ему не нужно незаслуженных привилегий и удобств - только то, чего он добился сам! Нет, лучше обойтись без носилок... тем более что на ходу очень даже неплохо думается.
А подумать было о чем. Вроде бы Арасена-старший был с Лиарди в очень даже приятельских отношениях. Наверняка он захочет возобновить знакомство... вот пускай Иларио и составит брату компанию. Как сумеет, так пусть и составит. Конечно, секретарь будет бухтеть, что ненаглядный братец навряд ли обрадуется его обществу... ничего, пускай бухтит. Хочет быть сумариором - пусть докажет, что он на это способен. Пусть приглядит за вернувшимся Лиарди - неофициально. Нельзя этого поганца оставлять без пригляду. Никак нельзя. Уж если он сумел из ссылки вернуться - как знать, что он еще сможет натворить?
- Теон! - окликнул его чей-то знакомый голос, и Руфус обернулся.
________________
* Багарская тюрьма была выстроена на острове посреди Данара на месте бывших каменоломен. Примерно во втором веке Круга Волн ее верхний надземный этаж был разрушен, а еще позже на прежнем фундаменте воздвигнута знаменитая крепость Багерлее.
Ехать к «старшим родичам» не хотелось безумно. Да и какие они, ко всем тварям, «старшие родичи»?! От некогда избранного Громовержцем Рода остались впавший в старческое безумие Энио, из соображений семейной чести запрещающий себе любить собственных детей, богоотступник Чезаре, отрекшийся от своей крови, и развратное безмозглое ничтожество - Лиарди. Астрап! До каких пор эта выродившаяся семейка будет позорить титул Повелителей Молний?!
Кандо была противна сама мысль о том, чтобы тащиться к ним, рассыпаться в любезностях, приветствовать дурака-дядюшку, интересоваться здоровьем Лиарди, втайне желая троюродному братцу поскорее сдохнуть и не осквернять своей персоной мир, но делать было нечего. Все знают, какая у Кандидиана Парда добрая, чуткая и отзывчивая душа, а с визитом к Марикьяре он и так непозволительно затянул. Придется оправдываться тем, что, зная от Тьяно о нападении разбойников, не смел проявлять назойливость и тревожить болящего… чума унеси этих трусов, одного недоумка прирезать не смогли!
Полный самых мрачных размышлений, Кандидиан поудобнее устроился в паланкине.
Проклятье милосердию Императора! Как славно все получилось, когда Лиарди лишили прав и загнали в Южный Эбин! Кандо уже понадеялся, что хоть убивать никого не придется: Чезаре больше не наследник, да эсператистские магнусы и не женятся, Лиарди в ссылке… Оставалось только дождаться, пока старый Энио протянет ноги - и все решится само собой! Так нет же, понадобилось государю Эрнани вернуть эту тварь в столицу! Теперь с Лиарди надо что-то делать…
Кандо поморщился. Насилия он терпеть не мог, в детстве плакал, когда кухарка резала цыплят для стола, а при виде крови вообще падал в обморок, из-за чего и пришлось отказаться от избранной братьями воинской карьеры. Впрочем, в насилии нуждаются только дураки. Умные люди избавляются от тех, кто им мешает, другими способами. Обвинить Лиарди в злоумышлении против Кассии Варда? Если все сделать умно, суд проглотит такое обвинение, как креветку в соусе - кому же и должен мстить помилованный излишне милосердным государем преступник, как не главной свидетельнице обвинения? Или…
- Стойте! - скомандовал Кандидиан слугам и быстро откинул полог носилок. Народу на утренней улице было достаточно, но не настолько, чтобы не отыскать мелькнувшее в толпе знакомое лицо: - Теон! - окликнул Парда. - Теон!
Свидетельнице… или дознавателю, уличившему его в преступлении?
- Кандо! - улыбнулся ипосупрем, вспомнив, кому принадлежит этот знакомый голос. Кандидиан сделал приглашающий жест - мол, садись - но Теон только головой покачал.
- Не обижайся, - снова улыбнулся Теон и быстро, широко зашагал рядом с носилками, положив руку на их край.
Сколько раз молодые эории - его соученики - изводили его подобным образом! В те времена он не имел права занимать места в носилках - и высокорожденные юнцы заводили с ним беседу, вынуждая идти рядом с их носилками по несколько часов кряду. Спервоначалу это его унижало, после - сделалось почти безразличным... а получив право на носилки, ипосупрем обнаружил, что оно ему безразлично без всяких "почти".
Однако не безразличие помешало ему занять место в носилках рядом с Кандо. Основа основ поведения для людей его профессии - не одалживаться, не обязываться, не принимать подарков от посторонних... одним словом, не подбирать кошелек с золотом, даже если он валяется на дороге. Нельзя поставить себя в зависимость или хотя бы замарать репутацию! Для большинства его коллег, особенно молодых, эти ограничения были несносны - но для Теона принять их вместе со службой не составило труда. Он и прежде, в годы обучения у мэтра Фулженция, вел себя точно так же по собственной воле. Только гордость, не желающая идти на поклон к кому бы то ни было, позволила ему сохранить самоуважение среди учеников мэтра - блестящих эориев и эостов, смотревших на него, словно на грязную ветошь, по недосмотру оказавшуюся на пиршественном столе. Один только Кандидиан Парда в те времена не брезговал приятельством с сыном ювелира, простолюдином. Глядя на него, постепенно присмирели и прочие - а может, им просто забава наскучила. Но даже и тогда Теон нипочем не принял бы от Кандо ни малейшего покровительства. До чего же это были тяжелые годы... когда бы не совершенно неистовое желание учиться, Теон бросил бы все и пошел по стопам отца... даже думать обидно: столько мучительного одиночества среди тех, с кем ты не ровня - и во имя чего все это?
- У тебя что-то случилось? - с обычной своей доброжелательностью поинтересовался Кандо, и добавил с улыбкой: - Чего такой нерадостный? Говори давай, я же тебя знаю…
- Думаю, не ошибся ли я в выборе жизненного пути, - отозвался Теон с горечью. - Может, мне и стоило сделаться простым ювелиром… Конечно, заказчики тоже всякие бывают - иной и сам не знает, чего хочет. По восемь раз перстень переделывать заставит! Но хоть потом твою работу в выгребную яму не кинет!
- Это ты о чем? - прищурился Кандидиан. - Не о возвращении Лиарди, случайно?
Теон угрюмо кивнул. Его не удивляло, что Кандо уже знает о возвращении осужденного Лиарди Марикьяре из ссылки, хотя официально об этом еще объявлено не было. Ведь Кандидиан принадлежит к тому же Дому, что и Лиарди - кому и знать, как не ему.
Кандидиан едва удержался, чтобы не поморщиться. Мысль, что ипосупрем отказывается присоединиться к нему в паланкине происходит от осознания Руфусом своей ничтожности, могла прийти в голову спесивому дураку Сервиллу, но не ему, не Кандо! Теона удерживало вовсе не смирение, а совсем наоборот. Гордость. Подачек он принимать, видите ли, не хочет, ничье покровительство ему не нужно! Вот только мулу конем не бывать, как ты был сынком ювелира, так и остался, так и рассуждаешь, даже если не делаешь упомянутые тобою перстни, а носишь на руке. Хоть и сделали из тебя каваллария, а кем ты был, то и есть. Хорошо, хоть говорить прилично выучился. В те годы, когда они ходили слушать лекции мэтра Ориа, от простонародной речи Руфуса у Кандо попросту вяли уши. Кандидиан мучился, но всячески выказывал Теону дружеское расположение. А как же иначе? В народе прямо-таки легенды ходили о том, как запросто его братья общаются со своими солдатами, а Стефан так и вовсе помнит чуть не всех легионеров Империи в лицо и по именам.
А кроме того, что бы ни говорили о его происхождении, глупо не признавать очевидного - Теон Руфус был лучшим. Наставник, безразлично относившийся к родословию и титулам учеников, и принимавший во внимание только их способности, высоко ценил упорного простолюдина, и намеревался рекомендовать его одному из помощников супрема на должность сумариора. Теон мог далеко пойти, а Кандо, как разумный человек, никогда не пренебрегал знакомствами с людьми, которые могли оказаться полезны в будущем, кем бы ни были эти люди. Происхождение не помеха пользе. В конце концов, навоз тоже полезен в качестве удобрения…
- Я бы посоветовал тебе быть осторожным, - заметил Кандидиан, - Не стОит упоминать выгребные ямы, когда рассуждаешь о решениях нашего всемилостивейшего Императора. Государь Эрнани добр и великодушен, но ты не дождешься пощады от Манлия Ферра. При дворе есть глупцы, полагающие, что Ферра - только командующий императорской гвардией, но все, у кого есть хоть сколько-нибудь ума, догадываются, кто он на самом деле…
- Паук в волчьей шкуре! - с отвращением сплюнул ипосупрем. - И не смотри на меня такими глазами, Кандо. Я всего лишь говорю правду.
- Но я советовал тебе быть осторожным не только поэтому, - продолжал Кандидиан, слегка понизив голос, - Лиарди уже третий день как в Кабитэле. Мой брат Себастьян встретился с ним на Таброннской дороге и сопроводил до столицы, они приехали вместе. Я понимаю, что не годится так говорить о родиче, но ты мой друг, Теон! И я не могу скрывать, что тревожусь за тебя. Лиарди восстановлен в правах, он вновь эредар Дома Молнии, и это дает ему большие возможности… - Кандо запнулся.
- …для мести! - усмехнулся ипосупрем, - Это ты хочешь сказать? Сказать, чтобы ты меня удивил, Кандо - так нет.
Кандидиан тяжело вздохнул.
- Да, - кивнул он, - И ничего смешного тут нет. Его старший брат Чезаре в большой милости у Императора, да к тому же лучший друг статиарха, а люди, увы, часто исполняют просьбы своих друзей, не задумываясь, насколько это просьбы справедливы. Я это не об Императоре, разумеется… Знаешь, Теон, на твоем месте я бы оставил должность и уехал подальше от столицы…
- Вот как! - в глазах Теона мелькнули злые искорки. - Спасибо за совет, Кандо, но закон для того и существует, чтобы убегать и прятаться приходилось преступникам, а не честным людям. Или ты что-то знаешь?
- Я понимаю, что не должен был этого говорить, - виновато вымолвил Кандидиан, - Но Лиа… Я не знаю, что он намерен делать теперь, когда его помиловали, но я знаю его с детства, он всегда был раздражительным, скрытным и злопамятным…
- Ты мне это уже говорил, - напомнил Теон.
Верно, говорил. Еще год назад, во время следствия. Но никогда не вредно повторить.
- Я не могу винить его, - со вздохом продолжал Кандо, - Зная, что он пережил в Гальтарах… ну, в ТОТ день… Мне думается, то, что случилось тогда, сказалось на его рассудке. Мне всегда казалось, что Лиа немного сумасшедший… Я никогда не мог предсказать, что он сделает в следующий момент. И сейчас не могу. Потому и тревожусь за Кассию, за тебя и… - Кандидиан на секунду замолчал, и, взглянув на Теона испуганными глазами, выдохнул: - …и за твою семью тоже!
-
-
13.01.2005 в 12:59Неподалеку от Кабитэлы
День
Марциан
День выдался на удивление солнечным и теплым, и наступающий вечер сулил приятную совсем не осеннюю прохладу. Как только ворота города остались позади, Марциан помог Кассии подняться в седло, и сам, немного красуясь, вскочил на Вихря. Какое-то время они проехали в молчании: по лицу Кассии было видно, что она искренне наслаждается поездкой, и Марциан не хотел ей мешать... Хотя, возможно, она просто не решается начать разговор первой?..
Марциан решился, наконец, спросить:
- Так что же вы хотели мне сообщить, эория?
Кассия немного помедлила с ответом, а потом повернулась к Марциану.
- Это касается моего отца. Он... - на миг Кассия отвернулась и вздохнула, собираясь с мыслями. - Он болен.
- Болен? Соболезную, эория. - произнес Марциан, явно не понимая, при чем тут он.
- О, он болен не физически... он просто уже... стар и совершает поступки, порой непонятные даже мне. И вот недавно... он прислал ко мне управляющего, сообщившего мне, что мой отец... - Кассия сжала поводья пегой кобылки, любезно предоставленной ей Марцианом для прогулки, так, что костяшки пальцев побелели. - Что он отправил главе дома Скал письмо с предложением брачного союза. Я отдаю себе отчет в том, что подобное предложение может вызвать скандал, и пришла к вам, чтобы просить об услуге.
- Услуге? Какой же? - новость слегка смутила Марциана, но, несмотря на столь интригующее заявление, ему удалось сохранить на лице выражение вежливой заинтересованности.
- Я прошу вас поговорить с вашим отцом, и объяснить ему, что все сказанное в письме лишь фантазии старого человека.
Марциан кивнул.
- Почему бы и нет. - Хотя, конечно, было жаль...
Неожиданно Кассия поравнялась с Марцианом, и положила руку ему на плечо.
- Если бы обстоятельства были другими, я почла бы за честь стать вашей женой, но сейчас это невозможно, и лишь поэтому я вынуждена просить вас, чтобы вы никому не говорили об этом злосчастном письме.
Марциану не осталось ничего, как улыбнуться снова, хотя на этот раз легкий оттенок грусти скрыть не удалось.
Великолепная Кассия, которой он посвящал все написанное... Нет, Марциан ни на что не надеялся, но предполагать и знать - это совершенно разные вещи... Жаль...
- Конечно, этот разговор останется между нами. Но, надеюсь, эория позволит писать ей и дальше? - Марциан вопросительно поглядел на Кассию.
- С удовольствием прочитаю все, написанное Вами. - Кивнула в ответ Кассия.
- Здесь невдалеке есть чудесный пруд с легким оттенком романтики... И если эория желает взглянуть... - Все необходимое было сказано, легкий меланхолический порыв прошел и Марциан вновь стал самим собой. Как же упустить возможность провести побольше времени с красивой женщиной, тем более что тогда всем интересующимся можно будет абсолютно честно ответить, что эория Кассия пожелала посмотреть на пруд, воспетый Марцианом, а эорий Марциан с удовольствием продемонстрировал сей шедевр природы прекрасной эории...
Кассия поняла с полуслова, она тоже всеми средствами пыталась скрыть реальную причину встречи.
- Не могу не принять Ваше любезное предложение...
-
-
13.01.2005 в 13:00День
Лиарди
Приглашение к обеду Лиарди проигнорировал также как, и к завтраку, предпочтя пообедать в комнате. Он слишком давно не ел нормальной пищи (молодой эорий содрогнулся, вспомнив ту непрожаренную печенку, которой его всю дорогу пичкал лекарь) чтобы портить себе аппетит общением с Повелителем Молний.
Лиарди заснул мертвым сном сразу, как только поднялся в комнату – настолько его вымотало путешествие, да и встреча с отцом не прибавила сил, как и необходимость отговаривать Алексиса, чуть не отправившегося к стражникам из солидарности с Клодием. Конечно, Алексис имел право сам решать, где ему жить и что делать, но... ради Астрапа, не мог же Лиарди отпустить от себя единственную живую душу, относящуюся к нему, как к человеку! После вчерашней встречи это было бы уж совсем невыносимо.
С утра он немного пришел в себя - во всяком случае, от вчерашнего приступа злости почти ничего не осталось, а усталость прошла. Но, несмотря на это, у него не было желания кого-то видеть, хотелось спокойно привести свои мысли в порядок.
Вчера Лиарди понадобилось меньше десяти минут, чтобы поссориться с отцом. Как всегда. А ведь они не виделись больше года. Впрочем, неужели он думал, что Повелитель Молний способен измениться?
Если бы у наследника Молний был выбор, он и секунды бы здесь не остался. Но без денег, без друзей в столице, и с наемными убийцами за спиной – куда он пойдет? Его собственность передали в управление отцу сразу после суда, и еще неизвестно, как Император соблаговолит разрешить это дело. Лиарди внезапно с ужасом осознал, что у него нет вообще ничего и деваться ему совершенно некуда.
В дверь тихо постучали, настолько тихо, что Лиарди, погруженный в свои мысли, даже не сразу отреагировал на звук. Так в этом доме мог стучать только один человек.
- Мама, не заперто.
Петронилла с секунду нерешительно стояла на пороге, а потом со слезами обняла сына.
- Я все еще не верю... Тебя помиловали, ты дома…
Лиарди неловко высвободился из объятий, и отступил на шаг.
- Боги! Я сделала тебе больно? – Петронилла испуганно посмотрела на сына. – Прости…
- Все в порядке, мама, - больно действительно было, но вовсе не потому, что Петронилла коснулась еще не до конца заживших ран, они-то уже почти не болели... Лиарди почувствовал непреодолимое желание выставить мать за дверь, но тут же устыдился своего порыва.
- Все наладится... – быстро заговорила Петронилла. – Скоро приедет Лаисса, поговорит с твоим отцом, и он перестанет сердиться…, он ведь так ее любит.
- Тетушка приезжает? – Лиарди сам не мог понять, что он почувствовал при этом известии. С одной стороны, Лаисса была единственным человеком в семье, с которым у него сложились теплые отношения, с другой… С другой стороны, как должна относиться женщина к человеку, из-за которого, по всеобщему мнению, погиб ее муж, и чуть не погибла она сама?
- Конечно, разве ты не знал? Ланион приехал сегодня утром и сообщил, что вечером прибудет Лаисса. Она просила встретить ее у Гальтарских ворот… – вдруг Петронилла осеклась. – Ох, я же еще не отдала распоряжение о ее комнатах! Прости, мне надо идти.
Мать с некоторым сожалением повернулась и вышла из комнаты.
Что ж, возможно, приезд тетушки – к лучшему. Лиарди все равно надо было поговорить с ней, если он хотел разобраться в проклятом убийстве Элиаса.
Если, конечно, она вообще захочет с ним разговаривать…
Но сначала надо сделать то, что планировал. Правильно заданный вопрос – половина ответа, а он пока что не знает даже вопросов.
Лиарди достал из сундука лист пергамента, и застыл в задумчивости.
-
-
13.01.2005 в 13:02Вечер.
Лаисса Марикьяре-Пенья
Дорога.
Дорога – маленькая смерть.
Дорога.
Мерный стук колес, шепчущихся о чем-то своем. Крики сопровождающих. Пыль и грязь. Мелькание пейзажа за окном повозки. Усталость и измотанность. Ржание лошадей. Затекшее тело. Боль в спине и шее. Встречные путники. Придорожные дома. Ночлег под чужими крышами. Время, летящее со скоростью улитки, объевшейся виноградных листьев. Снова пыль и грязь.
Дорога.
Лаисса попыталась сесть поудобнее. Движение отдалось болью в закаменевших от долгого сидения мышцах. Превозмогая неприятные ощущения, женщина все же сменила позу и чуть приподняла полог повозки, чтобы посмотреть на происходящее снаружи. Ее люди, а точнее люди Гая, переговаривались между собой. Солнце капризно пряталось за гранитно-серыми тучами, поэтому день нагонял сон и скуку. Нет ничего интереснее дороги, нет ничего ее скучнее. В сотый раз Лаисса принялась разглядывать внутренности повозки и в сотый раз пересчитывала ремешки на своих сандалиях, потом со скептическим оптимизмом уставилась на небольшое пятно на столе*. Утром, когда она собиралась, одежда была чистой. Впрочем, ни пасмурный день, ни пятнышко на одеянии не могли испортить настроение женщины. Есть куда более веские причины и события, которые портят жизнь людям. Так что обижаться на погоду и столу Лаисса не стала.
Все время дороги, несмотря на внешнюю скуку, эория была занята и даже очень. Она думала. Весьма странное занятие для благородной эории? Нет, кто их знает, этих благородных эорий – чем заняты их красивые головки. Меднокудрая головка одной отдельно взятой эории была забита неподобающими мыслями о заговоре. Послание, полученное от брата, было обнадеживающим и непонятным. С одной стороны, Энио сообщал, что ее племянника - Лиарди помиловали, с другой, никаких подробностей этого не было. Понятно, что Глава Дома Молний не захотел доверить семейные тайны гонцу, пусть самому надежному и верному, но неизвестность оставляла кисловатый привкус ожидания. Как-то странно все выходило. Ее племянника помиловал, но почему? И почему именно сейчас? Просил ли за него Энио? В своем последнем письме брату она упоминала, что пора бы покончить с глупой историей старого заговора, надеясь, что что-то можно исправить. Надеясь, но не веря. И вдруг такое известие. Безусловно радостное. И все же непонятное.
В сто первый раз пересчитав полоски на пологе, Лаисса попыталась выбросить, мучавшие ее мысли. Осталось совсем чуть-чуть, и она будет в Кабитэле, там все встанет на свои места.
Дорога.
Неровный стук колес, плачущих о своей горькой участи. Хрипы и хохот сопровождающих. Пыль и грязь. Надоевший пейзаж за окном. Безразличие и бессилие бездействия. Усталые лошади. Ноющее без движения тело. Боль во всех мышцах. Такие же несчастные, встреченные на пути, чтобы завтра стать прошлым. Случайные дома. Тепло чужих очагов. Счастье чужих семей и домов. Время неуловимое, словно ветер. Снова пыль и грязь.
Дорога.
Дорога - маленькая жизнь.
Дорога.
Дорога была позади. Услышав крики своих возничих, Лаисса чуть приподняла полог и выглянула в небольшую щель. Перед ними возвышались стены огромного города. Каменные укрепления тянулись всюду, куда хватало взгляда женщины. Это могла быть только Кабитэла. Новая столица. Столь же величественная и прекрасная, неповторимая и загадочная, какими были Гальтары. Да, у Кабитэлы еще все впереди, но когда-нибудь она сравнится с оставленным городом. Лаисса сама не заметила, что восхищенно задержала дыхание. На пару мгновений все чувства и волнения отступили, оставив только наслаждение от открывавшегося зрелища и непривычную робость перед чем-то большим и непонятным. За годы жизни в поместье она, оказывается, успела отвыкнуть от шума, гама и многолюдности городов. Теперь ей предстояло заново научиться жить в сравнительно сумасшедшем ритме и дышать одним воздухом с сотнями и тысячами людей. Женщина не заметила, что ее губы дрогнули в довольной улыбке. Новое и неизведанное не пугало, а притягивало ее, обещая что-то таинственное и обязательно хорошее. Ей очень хотелось верить, что все будет хорошо. Лиарди оправдают, он помирится с Энио, брат простит сына, и все они будут жить долго и счастливо. На один короткий миг Лаиссе очень захотелось в это поверить.
- Эория Лаисса?
Женщина отвлеклась от своих мыслей и посмотрела на слугу. Пора возвращаться на землю.
- Пошлите кого-нибудь к воротам, пусть узнают – здесь ли уже Энио. – Слуга, поклонившись, исчез, а Лаисса опять откинулась на сидение и закрыла глаза. Остается надеяться, что Ланион успел предупредить брата и тот уже ждет их с повозкой. Она могла бы совершить геройский поступок и завершить путешествие пешком, но ей этого не хотелось. Опасения оказались напрасны.
- Лаи? – Сильный, но какой-то немного надломленный голос.
Лаисса не помнила – как оказалась на улице, как ее изящные руки утонули в крепких мужских ладонях, как из глаз потекли слезы радости, а с губ сорвались какие-то глупости про дорогу. Ей запомнились только затопившее душу тепло, усталые глаза Энио, а потом она оказалась в объятиях брата. Она вернулась домой.
Длинная дорога была позади.
*Стола – верхнее платье знатной женщины.
-
-
13.01.2005 в 13:03Вечер
Лиарди
Лиарди раздраженно свернул пергамент, последний раз бросив взгляд на плод усилий всего вечера: короткий список из фамилий, пересекающиеся круги и линии, холтийская вязь по углам... Не знающему с ума сводящей "письменности" царских холтов странные узоры могли бы показаться шифром или замысловатым узором, но молодой эорий видел в них только то, чем это и было: тщательно вырисованные ругательства нухских рыночных торговцев. Расточительство – тратить на эту чушь такой дорогостоящий пергамент.
Честно говоря, сегодня Лиарди вообще не мог сосредоточиться, постоянно прислушиваясь к уличному шуму. Нет, опять никого. Хотя, слуги, конечно, предупредят о приезде тетушки...
Алексиса, что ли позвать? Лиарди за весь день перебросился с ним только парой фраз. Впрочем, парень, кажется, сам понял, что эредар не в настроении с кем-то общаться, и тактично не попадался ему на глаза, будучи тем не менее рядом.
На Золотой вилле Лиарди уже пытался выстроить какую-то версию случившегося. Увы, видимо, при рождении наследника дома Молний повитуха уронила его головой об пол. Раза этак три подряд... Во всяком случае, ни до чего толкового он так и не смог додуматься. А то, что случилось по дороге в Кабитэлу, лишь породило множество новых вопросов. К сожалению, на большинство из них могли дать ответ только два человека: Фотий Варда и Элиас Пенья.
Неужели Фотий действительно хотел стать Главой дома?! Да нет, не может быть! Варда всегда был корыстолюбивым, и, пожалуй, недостаточно щепетильным в средствах, но он чаще шел по воле волн, чем повелевал ими... Да и, если бы дело было только в Фотии, не было бы никаких релегатов на Армельском тракте. И сам Фотий... когда Лиарди увидел его на суде, то с трудом узнал в бесноватом полусумасшедшем того, пусть и не образцового, но все же эория. Глаза Варды горели злобой и дикая ненависть уродовала красивое лицо. Фотий обвинял во всем его, Лиарди...
- Эредар, эория Лаисса... – Служанка неслышной тенью стояла у двери. Кажется, она звала его уже минуту.
- Тетушка приехала? – Лиарди вскинул голову
- Да, эредар, они сейчас в атрии.
В атрии? Лиарди слегка вздрогнул. Тетушки последний раз он видел все на том же суде. Тогда она выглядела очень несчастной, но не разгневанной. Она даже в начале пыталась вступиться за племянника перед Советом, но, очевидно, ее сочли пристрастной. Гай Пенья быстро увел ее, и на всем заседании она не присутствовала.
Наследник дома Молний торопливо сбежал по лестнице.
********
- Лаи, я понимаю…
Отец. Лиарди секунду колебался, затем решительно вышел на голос.
Тонкая фигура рядом с высокой и плотной.
- Здравствуйте, тетушка...
Пауза.
- Рада тебя видеть, Лиарди. – голос Лаиссы был теплым и дружелюбным. Лиарди недоверчиво смотрел на тетушку, но, казалось, она была искренне рада встрече. Как и раньше...
- Как дорога? – все еще несколько напряженно спросил Лиарди.
- Лиа, дорогой, не спрашивай. - Лиасса быстро шагнула навстречу, крепко обняла племянника, поцеловала в щеку, - Как я устала! И я, наверное, долго еще не смогу привыкнуть к большому городу. Все так суматошно, боюсь, я немного растерялась. – слова тетушки расходились со счастливой интонацией. – Но, рассказывай, ты-то как сам? Дай я на тебя посмотрю...
Ласковая рука осторожно отвела непокорную прядку светлых волос, упавшую на лицо племянника. Лаисса смотрела на него и счастливо улыбалась. Ни тени сомнения или упрека в глазах...
Боги! Это казалось сном. Неужели он волновался зря? Тетушка рада видеть его, действительно рада!
Но нет... Стоило только взглянуть на отца – и все тут же возвращалось на свои места. Суровая фигура застыла как памятник Отцовскому Неодобрению.
- Я полагаю, что Вы считаете свое поведение оправданным. Помните, Ваше помилование всего лишь уступка императора, и оно может быть отозвано.– холодная реплика Повелителя Молний прервала попытку Лиарди ответить на вопрос Лаиссы.
- Энио, не надо, - Лаисса обернулась, коснулась руки брата. – Лиарди ни в чем не виноват.
Доверие. Понимание. Любовь. Абвении! Лиарди сглотнул. Какой-то ком словно стал у него в горле, мешая дышать.
- Лаи, ты устала с дороги, - лицо отца чуть потеплело, почти незаметно. – уже поздно. Твои комнаты дожидаются тебя еще с обеда.
Лаисса протестующее взмахнула рукой, но жест получился каким-то слабым.
- Энио, но мы так долго не виделись!
В кои веки Лиарди был согласен с отцом. Тетушка и в самом деле выглядела уставшей, а путешествие было очень долгим.
Энио выжидающе посмотрел на сына. Лиарди кивнул.
- Я… пожалуй пойду к себе. – Лиарди слегка склонил голову перед Лаиссой. - Тетушка, доброй ночи вам.
Лаисса, похоже, собиралась его остановить, но, видимо, усталость победила, и она, поддавшись уговорам брата нехотя пошла за ним. Лиарди вышел за ней минуту спустя.
-
-
13.01.2005 в 13:04Утро
Таберна в городе
Криспин Рубур, опцион-адьютор
Есть вещи, поистине святые для всякого солдата, и одна из них - увольнение. Нужно послужить в армии, чтобы понять, что это значит - целый день свободы! Нужно послужить под началом Манлия Ферра, чтобы оценить это в полной мере.
Крисп наслаждался жизнью.
Таберна, в которую его занесло, была не из самых лучших, но все же весьма пристойной. Здесь просто обязано было водиться хорошее вино и отсутствовать подзаборные бродяги и темные личности, набивающиеся в дешевые кабаки.
- Принеси агарского, красавица! - молодой эорий игриво хлопнул пониже спины служанку, явно завороженную видом пурпурного плаща, и бросил ей золотую талу. Девушка звонко рассмеялась, и умчалась исполнять приказание. Она была хорошенькая, и, похоже, рада ублажить красивого молодого статора не только вином, но в этом деле Криспин был весьма разборчив. Разумеется, «Подруги» Камелии Авиллы стоили дорого, но они того стоили, а недостатка в средствах Крисп не испытывал.
Конечно, Постум Рубур с радостью оставил бы непокорного сына и без денег, и без наследства, но лишить совершеннолетнего наследника рода права наследования или получения дохода со своей собственности можно только по суду, а за желание послужить мечом государю и Империи, слава Абвениям, пока не судят. Более того: родителям неприлично даже просто выражать недовольство подобным намерением сына.
Вокруг слышался смех. В углу звенела лютня...
Криспин пригубил вино, оказавшееся весьма неплохим, вслушался в веселый голос певца, и рассмеялся - песенка с замечательным юмором описывала горячий спор между двумя магнусами на тему: «Есть ли душа у женщины». В героях безошибочно узнавались Игнатий и Андроний. Криспин представил себе, как маленький толстенький Игнатий гоняет канделябром длинного тощего Андрония, и расхохотался еще громче. Игнатия Крисп глубоко уважал, Андрония - глубоко ненавидел, и было за что.
Опцион-адъютор был безмерно благодарен своему начальнику, вытащившему его из того кошмара, в который трудами Андрония превратилась семья Рубуров - если б не статиарх, Крисп, наверное, уже давно бы сунулся в петлю или прыгнул в Данар.
Если б не статиарх… Семья Ферра, первая младшая ветвь семьи Фериа, четвертой младшей ветви рода Рубур… Род Фериа оборвался два поколения назад, и «выскочки» Ферра поднялись на ступень выше, став четвертой ветвью Рубуров. Крисп улыбнулся: считалось, что Манлий обязан повиноваться Постуму как старшему родичу, но представить подобное в действительности было абсолютно невозможно. Сам Повелитель Скал давно оставил всякие попытки добиться от «железного Манлия» хоть слабого намека не повиновение. И слава Абвениям.
Песенка была смешной и остроумной, собравшиеся гуляки старательно подпевали, Крисп поймал себя на том, что барабанит пальцами по столу в такт веселому звону струн. Эх, знали бы набившийся в таберну люд, кто сочинил эту в высшей степени предосудительную песенку! Криспин знал. Вот только говорить об этом не собирался.
- Желаете что-то еще? - спросил аэд, закончив.
- «Один из магнусов» знаешь? - окликнул Криспин, кидая монетку.
- Конечно! - с готовностью отозвался парень.
Разумеется! Злая, ядовитая сатира появилась всего несколько дней назад, но все аэды Кабитэлы уже знали ее наизусть.
Певец лихо ударил по струнам…
-
-
13.01.2005 в 13:04Вроде бы на улице вовсе не было жарко, но в горле совершенно пересохло.
- Воды! - сурово велел Ненний, с завистью покосившись на наслаждающихся жизнью посетителей.
Можно было, разумеется, спросить и вина, но лучше не надо. Скоро возвращаться, а у преосвященного Андрония нюх, как у хорошей охотничьей собаки. Создатель, если верить Иоанну, милосерд - авось и простил бы, но вот если о согрешении догадается Андроний - тогда как бы не пришлось полдня отстоять на коленях, бубня покаянные молитвы, и то в лучшем случае. А в худшем как бы преосвященный не приказал пустить в ход ту кожаную плетку, которыми недавно обзавелись все его самые рьяные ученики. Свою плоть истязать можно. Это чужую нельзя… если не хочешь закончить, как пресвитер Анисий, да смилуется над ним Всеблагой и уподобит Рассветным Садам его каменный мешок в Багарской тюрьме.
Ненний глотнул воды и злорадно представил, как блаженствует в Рассветных Садах, в то время как собравшиеся в таберне веселые гуляки вопят и корчатся в пламени Закатного Моря. Стало чуточку легче.
Аэд тем временем закончил выть возмутительные стишки, над которыми надрывала животы вся орава презренных язычников, бесстыже лакавших хорошее вино на глазах у мрачно тянувшего воду Ненния, и нахально спросил, не желают ли слушатели чего еще.
- «Один из магнусов» знаешь? - окликнул аэда молодой офицер в пурпурном статорском плаще, кидая монетку.
- Конечно! - с готовностью отозвался парень.
«Один из магнусов»? Это было что-то новое! Ненний навострил уши - доносить Андронию, что происходит в столице, было прямой обязанностью монаха. В особенности, если происходящее хоть как-то касалось Церкви.
Воина, заказавшего новую песенку, Ненний узнал сразу - Криспин Рубур. Этого тут только не хватало… Иметь дело с опцион-адъютором, люто ненавидящим его наставника, монаху не хотелось ни за какие блага, обещанные мученикам в посмертии. Шесть лет назад из-за этого парня в Кабитэле стрясся такой скандал, что Небесам стало жарко. Монах, забыв про злосчастный стакан с водой, тихонько выполз из-за столика и пересел так, чтобы статор не мог его видеть.
Интересно, что такое заказал этот выкормыш надорского демона? Если осмеиваемым магнусом окажется кто-то из противников преосвященного, текст нужно будет обязательно показать Андронию. Это принесет несомненную пользу, когда магнус станет доказывать Эсперадору, что прочие преосвященные братья не пользуются у народа таким уважением, какого удостаивается он.
Певец ударил по струнам.
Ненний осторожно вытащил стило и кусочек пергамента, и приготовился записывать крамольные вирши…
-
-
14.01.2005 в 16:16Дворец
Эрнани
Император Эрнани со вздохом отложил перо и устало откинулся на спинку кресла.
Наконец-то эории стали собираться. Вот появился «прощенный» Лиарди вместе с кузеном - средним Пардусом, к празднику намеревался быть и старший, появилась Лаисса, остается дождаться Боррасок…
Все эти дни Император почти не покидал дворца, проводя время за бумагами… Наступала пора сбора натуральных налогов... и что у нас там в этом году с урожаем? Возможно, надо их понизить, ведь лучше взять больше фуражом, конкретно - ячменем, чем-то необходимо кормить кавалерию, если и правда военные действия начнутся…
Поэтому людьми, которых Эрнани приходилось лицезреть все это время чаще прочих, были «милейший» тессорий и его помощники…
Вытрясти из хнычущего о недостатке средств Гордиана золото казалось нереальным делом, а денег нужно было много - чтобы подкупать варварских вождей, да и на празднества их уходило не меряно. Сокровищницы и священные щедроты… Император закрыл глаза и попытался собраться с мыслями - те скакали словно бешеные. Ушедшие, как же он устал…
Эрнани с трудом заставил себя подняться, порылся в шкатулке, извлек коробочку с лекарством и проглотил сахарный шарик, запив водой из стоящего на углу стола кувшина, после чего убрал пилюли и снова старательно запер шкатулку. Привычка прятать лекарство подальше появилась у Императора после смерти жены.
Причудливая природа наделяет растения свойством исцелять - и убивать. Говорят, готовить целебное снадобье из ядовитого рвотного ореха* людей научили еще Ушедшие Боги. Кто знает! Эрнани принимал его с детства, по одной пилюле в день, причем доза постепенно увеличивалась. Нынешняя, спасительная для больных ног Императора, и, благодаря привычке, совершенно ему не вредившая, нормального человека могла заставить по меньшей мере заболеть. Снадобье было отчаянно горьким, поэтому его закатывали в сладкую оболочку.
Не терпевшая ни малейшей горечи Ирэна, узнав о столь удачной придумке лекарей, пришла в восторг, и приказала, чтобы впредь лекарства, приготовленные для нее, тоже покрывали сладким.
А два года назад это произошло...
Императрица простудилась. Как назло, через два дня планировался праздник, требовавший присутствия царственной четы. Всегда ревностно относившаяся к своей внешности, Ирэна мысли не держала о том, чтобы показаться на люди с красными глазами и распухшим носом, и, как множество людей, заблуждающихся подобным образом, полагала, что чем больше принять лекарства, тем скорее наступит выздоровление. Вместо предписанных лекарем трех пилюль она проглотила шесть. Когда появился спешно вызванный лекарь, Ирэна, окруженная паникующими зостами, лежала на постели в судорогах. Спасти ее не было ни малейшей возможности.
Кто перепутал приготовленное для государыни средство от простуды с лежавшим в похожей коробочке лекарством Императора: лекарь, невнимательный слуга или сама Императрица? Этого никто так и не узнал.
Эрнани еще раз проверил, надежно ли заперта шкатулка. Больше всего он боялся, как бы до опасного снадобья не добрался Анэсти - круглые сахарные пилюли так легко принять за конфеты, а четырехлетнему ребенку вполне хватит и одной…
Император снова подумал о жене. Странно, но до самой смерти Ирэны оставались друг другу чужими, малознакомыми людьми… Впрочем, почему странно? Никаких романтических чувств не было и в помине, все было до отвращения просто и неромантично: замученный мольбами подданных о продлении династии государь Золотых Земель ткнул пальцем в один из предъявленных на его суд женских портретов и изрек: «Эта!». После чего осчастливленную деву вкупе с оравой ее еще более осчастливленных родичей доставили в Кабитэлу.
Теперь Ирэны не было, зато был бывший гариканский дукс Дардано Саларес, побери его все твари, - императорский тесть и дед наследника, и его супруга Эулалия, государева теща, которым уже мало четырех вилл и трех богатых поместий, в свое время подаренных царственным зятем. А также их напомаженный сынок Стагио, регулярно раз в неделю являющийся клянчить военную должность, причем не какую-нибудь, а «приличную дяде наследника»... Бедный Анэсти, еще ничего не понимает в жизни, а им уже вовсю пользуются. Абвении милосердные, на памяти Эрнани просто не было никого, кто сравнился с его дорогими агарскими родичами в умении настаивать, требовать, выпрашивать, выканючивать и тянуть.
Забавно, до того как Эрнани женился на Ирэне Саларес, Абвениарх ему старательно сватал Альбину Борраску, бывшую тогда малым ребенком. Может, и впрямь стоило подождать, хоть родня была бы приличная…
Эрнани поднялся и вышел из кабинета в Большую приемную.
Толпившаяся там орава светских бездельников немедля разразилась приветствиями, мужчины преклонили колено, их жены, дочери, сестры и любовницы принялись изящно кланяться… Император сделал рукой изящный небрежный жест, дозволяющий подданным расслабиться, и опустился в подставленное кем-то кресло. Глаза б на них не глядели! Ну что они тут торчат? Да уж, высших эориев, занятых хоть каким-то полезным делом, можно пересчитать по пальцам. Может, подумать об этом на досуге?
Государь оглянулся, дабы поблагодарить за кресло, и столкнулся с ободряющим, заговорщицким взглядом Манлия.
- Кто-то с просьбами? - спросил Эрнани, изо всех сил стараясь, чтобы голос не звучал обреченно.
- Шесть человек, но я полагаю, что первым следует выслушать магнуса Андрония, - отозвался статиарх, - Иначе он всех сведет с ума.
Андроний?
Эрнани удивился, приказал впустить и стал вспоминать, что он помнит и знает о магнусе Андронии… По всему выходило, что кроме скандала шестилетней давности, особо ничего.
Магнус не замедлил появиться. Стремительно прошествовал мимо столпившихся у стен заинтересованных придворных. И принялся вещать. Вещал он громко, торжественно, хотя голос его то и дело срывался от возмущения, и очень витиевато, потрясая при этом каким-то мятым клочком пергамента. Столь витиевато, что Император уразумел лишь что-то про еретиков, стихи и оскорбление Всевышнего.
Эрнани чуть не зажмурился. Ужасно. Но что-то от него этому человеку было нужно, и хуже того, отказать ему нельзя. Придется вникать.
- Магнус Андроний. - грозно оборвал Император излияния преосвященного, с каждой минутой все более напоминавшие заурядную истерику. - Успокойтесь! А теперь расскажите внятно, кто или что на этот раз пошло против воли Создателя?
На этот раз Андроний повторил все медленно и по порядку… Император откинулся на спинку кресла.
- Дайте сюда этот пергамент! - потребовал Эрнани.
- Вот она, эта богомерзкая ересь, кою грешно даже брать в персты! - прошипел Андроний, подавая клочок. - Коей презренный безродный аэд, по наущению еретика Криспина Рубура, позорил меня и самую суть эсператистской веры!
Эрнани пробежал взглядом по пергаменту, прилагая чудовищные усилия чтобы не рассмеяться. Какая прелесть…
- Манлий… - Император украдкой смахнул выступившие от усилий не расхохотаться слезы. - Взгляни. Что ты об этом думаешь?
Статиарх принял крамольный пергамент, улыбнулся. Выражение лица Ферры сделалось самым… иного слова, кроме как «стервозным», подобрать было невозможно. Государь запоздало вспомнил, что статиарх терпеть не может магнуса, и понял, что совершил ошибку.
________________
* стрихнин
-
-
14.01.2005 в 19:28Да, вот задевать подчиненных статиарха этому ызаргу определенно не стоило. Как и именовать еретиками учеников других магнусов, кстати, куда более чтимых народом...
Ну, Андроний, сейчас ты у меня попляшешь!
Манлий вперил в пергамент оценивающий взгляд, движением, почти копирующим ироничную манеру магнуса Адриана, вздернул левую бровь. Высшие эории у стен навострили уши, и немудрено: откровенное намерение поиздеваться было написано у Ферры на лице.
Один из магнусов - святая простота!
Уверовал, Господь есть Чистота, -
- статиарх читал внятно, несколько даже менторским тоном, словно арбитр искусств на поэтическом симпосионе, которого попросили оценить новое молодое дарование, -
Но выводы он делает не те:
Что Чистота есть Бог, а не Бог в Чистоте,
И чтобы "чистым" стать в его глазах
Все время надо каяться в грехах.
Тогда наш рьяный магнус всех вокруг
Заствил каяться: послушников и слуг,
Всех братьев, стражников, секретаря,
Садовника, кухарку, поварят
И, чтобы Враг нас не застал врасплох,
Собаку и на ней живущих блох…*
На физиономии придворных лучше было не смотреть - это могло помешать сохранять серьезный судейский вид.
- Ну, что я могу сказать? - пожал плечами Манлий, сделав эффектную паузу, - Весьма необычный способ стихосложения. - продолжал он все тем же одобрительным тоном почтенного арбитра искусств, высказывающего авторитетное мнение о творении молодого, подающего надежды стихотворца, - Я бы сказал - нетрадиционный. Да, сильно отличается от традиционных гекзаметров… Очень интересно… Оригинально - вот самое верное слово… Автор, несомненно, открыл новое направление в искусстве поэзии… Кстати, преосвященный, а с чего вы взяли, что здесь говорится о вас? Тут не сказано, о каком именно магнусе идет речь!.. Дальше читать, мой государь?
Андроний позеленел. Магнусу явно не хватило сообразительности, дабы уразуметь, что если на улице раздается насмешливая песенка без указания, о ком именно в ней идет речь, наиглупейший поступок - бегать и возмущенно орать, что это именно про тебя. Но вот то, что в данный момент над ним откровенно глумятся, Андроний понял прекрасно.
Светские бездельники у стен уже шли пятнами. Дожать еще немного - и никакой этикет не убережет всю эту ораву от приступа дикого хохота.
- Довольно! - оборвал государь, яростно глядя на своего телохранителя. Боги, бедный Эрнани, он же сейчас просто лопнет! - Преосвященный магнус, я разберусь с этим. Обещаю вам.
Похоже, более всего Император хотел, чтобы магнус убрался, но, без шуток, все же надо что-то с этим сделать… Проклятая вещь - политика...
- Манлий! - грозно приказал Император, оборачиваясь к статиарху, - Найди этого... поэта! Займись сам. Об исполнении доложишь мне!
Андроний выпрямился и смерил врага взглядом победителя.
- Повиновение Императору, - Ферра почтительно склонился, спрятав ответный ехидный взгляд. - Приступить немедленно?
- Немедленно! - с самым суровым видом кивнул Эрнани.
- Благодарю вас, государь! Близко время торжества Чистоты и Истины! - торжествующе возгласил магнус, злорадно глядя на статиарха.
- Преосвященный Андроний, вы можете быть свободны! - отрезал Эрнани, явно ужаснувшись возможности еще одной витиеватой речи о ереси и воле Создателя, - Ступайте, эорий Ферра! - В глазах Императора читалась откровенная мольба убрать магнуса с глаз долой.
- Прошу вас, преосвященный! - Манлий протянул руку, словно намереваясь поддержать Андрония под локоть.
Тот отстранился, словно от чего-то нечистого, и величественно прошествовал к выходу.
________________
* перевод с древнегальтарского - Markiz
-
-
16.01.2005 в 16:37- Близко время торжества Чистоты и Истины! - повторил Андроний, когда за ними закрылась дверь Большой приемной, - Даже ты, враг, несмотря на всю твою ненависть вынужден служить им!
Он взглянул в лицо Манлия Ферра, ища во взгляде статиарха хоть след бессильной ярости, свидетельствующей об очередной победе Создателя.
- Вот здесь вы в заблуждении, преосвященный, - большие серые глаза проклятого язычника были чисты и безмятежны, как воды тихого озера, где водятся твари пострашнее гальтарских, - Я служу Империи и государю Эрнани Первому.
- А он служит Создателю, и потому ты тоже вынужден служить Ему, хоть и ненавидишь Его! - припечатал Андроний, чувствуя раздражение: статиарх не мог не осознавать, что на этот раз проиграл, но как же хорошо этот слуга Чужого скрывает свои чувства.
- Вновь заблуждаетесь. - Ферра улыбался, но в этой безмятежной улыбке сквозило что-то пугающее. Люди так не улыбаются. Так улыбаются демоны. - Я вовсе не ненавижу Создателя. Я лишь, скажем так, недолюбливаю некоторых его слуг.
Что ж! Для того и существуют слуги Создателя, чтобы побеждать демонов, как бы сильны и опасны они ни казались.
- О да, твоя ненависть к праведным известна! - кивнул Андроний, - И я знаю, что ты хотел бы спасти оскорбителя, сочинившего эти растленные стихи. - добавил он, не скрывая торжества: - Но вместо этого тебе самому придется предать его для наказания в руки святых!
- А вот здесь вы заблуждаетесь в третий раз! - улыбка не сходила с лица Манлия, но взгляд изменился, став холодным и жестким, как сталь, - Его Величество приказал мне отыскать поэта, сочинившего сатиру, и я найду его. И доложу Его Величеству. Но если вы ожидаете, что вам кого-то предадут для наказания, то - твари с две! Если государь пожелает его наказать и сообщить вам об этом, он это сделает, и вы, преосвященный, этим удовольствуетесь… Потому что иначе… Кстати, я не ослышался? - Манлий вновь иронично приподнял бровь. - Вы только что заявили, что святы? Любопытно, что сказал бы на это наш святейший Эсперадор? Когда человек объявляет себя родней Императора, не имея на то законного права, его именуют самозванцем. Интересно, что думает Создатель о тех, кто самовольно провозглашает себя избранником Его? И что подумает Церковный Совет?
Андроний замолчал.
Угроза была серьезной. Преосвященный был достаточно разумен, чтобы понимать: открытая победа на Совете сейчас невозможна. Адриан - еретик и друг Ферры, Игнатий и Иоанн - еретики, Доминик - дурак, а Эсперадор, как и в прошлый раз, примет сторону большинства... Что могут праведные и искренние слуги Создателя, если даже в Церковном Совете единственный человек, способный стать каким-никаким союзником - Торквиний? Совет осудит Андрония, и... и будет ПРАВ!
Магнуса охватил леденящий ужас. Все меркло рядом с внезапным осознанием ГРЕХА!
- Лишь Создателю ведомо, кто свят! - сокрушенно опустил голову Андроний, ужасаясь своей гордыне и тому, глаза на оную открыл ему никто иной, как несомненный прислужник Врага - явное свидетельство того, что Чужой готов предъявить свои права на оскверненную душу! - Не дано смертному знать пути его, и не может смертный сам сказать о себе - я свят! Я согрешил!
- Ну что вы, преосвященный! - улыбка Ферры вновь была безмятежной и очаровательной, - В вашем случае это не грех... а заблуждение... Абвении четверку любят...
Статиарх изящно поклонился и исчез в толпе придворных эориев.
-
-
17.01.2005 в 23:47день
Дом Повелителя Скал.
Марциан
Марциан сидел в своем кабинете и задумчиво вертел в руках свиток - письмо отца Кассии с предложением выгодного брачного союза. Сегодня утром он "абсолютно случайно", отправившись на прогулку, столкнулся с гонцом, и, поскольку письмо не было адресовано "Петрониану Надорэа лично в руки", не счел за нарушение приличий поближе ознакомиться с его содержанием...
Вариантов было два. Первый, дождаться отца, показать письмо и честно рассказать ему все. И второй, умолчать о письме, а еще лучше сжечь.
Первый вариант был наиболее честным по отношению к отцу, но кто знает, не захочет ли он воспользоваться полученным письмом для каких-то своих целей... Второй бы больше устроил Кассию, но...
Раздумия Марциана были прерваны неожиданным появлением Маркуса, сообщившего, что эредара Марциана хочет видеть статиарх Манлий Ферра.
Странно, что потребовалось статиарху? Не может же его визит быть связанным с этим брачным предложением... Впрочем, сейчас узнаю...
Марциан швырнул злочастное письмо в кучу своих поэтических изысков и спустился во двор.
-
-
17.01.2005 в 23:49Дом Повелителя Скал
День
Манлий Ферра
Двое конюхов с заметной опаской приняли поводья Сполоха. Относилась ли эта опаска к коню, или его хозяину, было неясно, да Манлий и не вникал. В обоих случаях она была вполне обоснованной.
- Эредар! - Ферра поднял руку, приветствуя наследника своего Дома.
- Эорий Манлий… - младший Надорэа вежливо ответил на приветствие.
Ферра едва заметно улыбнулся краешком губ. Право, парень мог бы запросто служить «агентом в тайне». Не знай Манлий доподлинно, как забавляется этот благовоспитанный молодой эорий, когда его не видят строгие родители, никогда бы не поверил, что сей застенчивый скромник может, едва высунувшись за порог, превращаться в сущее «вражье отродье», как говорят эсператисты.
- Вы, должно быть, желаете видеть отца? - предположил молодой человек. Серые, как и у самого Манлия, глаза просто излучали чистоту, невинность и добропорядочность. Ни малейшей тревоги, лишь легкое недоумение, вполне, впрочем, объяснимое: обычно статиарх не баловал посещениями дом Повелителя Скал. - Увы, но родители не так давно отправились в Агар...
- Мне это известно, - кивнул Ферра, проходя вслед за хозяином в атрий, - У меня действительно есть одно дело к эорию Петрониану. Не могли бы вы, эредар, оказать мне небольшую услугу?
- Разумеется, эорий Ферра, - с готовностью откликнулся Марциан, - Мы поговорим здесь, или лучше пройти в кабинет?
- В кабинет, - кивнул статиарх, - И… пожалуй, прикажите вина…
- Конечно, - улыбнулся наследник Дома Скал.
********
- Чем я могу Вам помочь, эорий Манлий? - вопросил эредар, когда дверь кабинета закрылась за слугой, принесшим вино и два дорогих кубка из матового белого стекла.
- Я хочу, чтобы Вы передали кое-что Вашему отцу, когда он вернется, эорий Марциан. Видите ли, сегодня во дворце произошло одно… хм… довольно неприятное событие. - на лице статиарха изобразилось самое искренее огорчение, - Преосвященный Андроний принес к стопам Его Величества жалобу. Почтенный магнус был до глубины души оскорблен творением некоего неизвестного стихотворца… Вот, можете полюбопытствовать… - Ферра протянул Марциану злосчастный пергамент.
- Весьма забавно! - изрек Марциан самым нейтральным тоном, изучая неровно накорябанные рукой андрониева прознатчика строки.
- Да, вот только государю Эрнани так не показалось, - ответил статиарх посуровевшим голосом, - Его Величество приказал мне как можно скорее найти автора сих строк. Однако, я полагаю, что благородному супрему было бы намного проще отыскать нужного человека…
- Да? - молодец, парень, хорошо владеешь собой, - Почему Вы так думаете?
Потому, что ему ближе искать…
- Его Величество был очень, ОЧЕНЬ недоволен. - вздохнул Манлий, сделав вид, что не услышал вопроса, - Я бы даже сказал - разгневан…
Разумеется, на самом деле Эрнани был разгневан вовсе не сатирой, а тем, что на него натравили магнуса, но виновнику государевых неприятностей знать об этом было необязательно...
-
-
18.01.2005 в 17:37Марциан небрежно изучал листок с хорошо знакомыми строками. Интересно, статиарх хочет предупредить его просто по-дружески (точнее, из-за общей нелюбви к надоедливому магнусу) или за этим кроется что-то большее.
Марциан принял предложеннную ему игру.
- Я подробнейшим образом доложу все отцу, как только он вернется. И будьте уверены, он примет необходимые меры. Могу ли я взять пергамент для последующего вручения супрему в качестве доказательства злого умысла? - Марциан, как всегда, умело воспользовался словесной казуистикой, чтобы скрыть свои истинные чувства.
- Конечно. Можете оставить его себе. - Манлий утвердительно кивнул, улыбнувшись про себя. Марциан начинал ему нравиться.
И, словно бы почувствовав изменение настроения, Марциан спросил:
- Вы, как я знаю, неплохо разбираетесь в поэзии, хотя и не афишируете это. Я тоже осмеливаюсь именовать себя поэтом, и, поэтому хотел бы поинтересоваться: орстранившись от содержания, как Вам стиль сего опуса?
- Ну, если "отстраниться от содержания"... - Манлий посмотрел на солнце сквозь стекло кубка, моментально окрасившееся в золотисто-теплые тона. - Если "отстраниться от содержания", то оригинально и нестандартно, я бы сказал, что у поэта большое будущее (если, конечно, он прекратит писать подобные шедевры)...
Марциан довольно улыбнулся про себя. Похвала статиарха значила многое, но бросать свое "развлечение" он не хотел.
- Разве поэт не должен показывать людям их недостатки, вскрывая их в сатире, осмеивать человеческие пороки, тем самым заставляя людей исправиться, - поинтересовался Марциан.
- Должна. Но не раскачивая государство изнутри, - неожиданно серьезно ответил Ферра.
- Но разве поэзия не должна быть отдушиной, позволяющей народу "спустить пар" и не допустить перехода недовольства к восстанию против властей... - Марциан подался вперед. Впервые он сбросил маску образцового наследника и говорил четко, без словесной мишуры, и даже напористо.
А из парня выйдет неплохой Повелитель Скал, неожиданно подумалось Манлию. - Наследственное это у них что ли...
- Вы во многом правы, Марциан. Но...
Дверь неожиданно распахнулась, и девичий голос задорно поинтересовался:
- Что это ты так раскричался, братик...
-
-
18.01.2005 в 17:38Нет, это просто какое-то безобразие! Обед был уже готов, а Марциан опять сидел с кем-то в кабинете. Причём входить в кабинет никто из слуг не хотел – видимо сказывалась привычка. Марциан-то никогда особенно не стращал слуг. А вот супрем, он же любимый папа, не терпел, когда его беспокоили в кабинете, независимо от того, был ли у него посетитель или нет. Поэтому Юлиана пошла сама. Уже открывая дверь, она услышала, что Марциан что-то громко доказывает.
- Что это ты так раскричался, братик...
Марциан резко повернулся на голос и улыбнулся, увидев Юлиану.
- Да так, мы тут с эорием Манлием немного поспорили о поэзии. – Второй мужчина слегка склонил голову, как бы подтверждая слова её брата.
В другое время Юлиана бы задумалась, поему это её брат спорил о поэзии не с кем-нибудь, а со статиархом империи, но сейчас всё её внимание было приковано к посетителю.
Он был высок, его лицо, волевое и, пожалуй, чуть резкое, было интересным и, наверное, даже красивым. По крайней мере, Юлиане оно понравилось. Правда, окончательное мнение она всегда составляла для себя, когда видела, как человек улыбается. Почему именно так она не знала. Просто ей казалось, что, улыбаясь, человек как будто приоткрывает душу … или не открывает совсем и тогда это тоже сразу говорит о многом.
- Кстати, позвольте мне представить Вам свою сестру, Юлиану Надорэа,- прервал молчание Марциан. – Юлиана, познакомься, статиарх Манлий Ферра. Он заехал с визитом к нашему отцу, не зная, что тот отбыл в Агар.
- Рад познакомиться с дочерью Повелителя Скал,- мужчина сделал шаг навстречу, пока изумлённая Юлиана пыталась осознать, что это и есть тот самый человек, который… Впрочем, дальше она предпочитала не додумывать.
- Наслышана о Вас, эорий Манлий, - голос звучал спокойно и даже как будто холодно. Её эмоции не успевали за словами, но воспитание делало своё дело, и обязательные фразы произносились сами собой. - К сожалению, Вы нечасто посещаете наш дом, поэтому я не имела удовольствия познакомиться с Вами раньше.
- Дела не оставляют мне свободного времени, эория. В противном случае я бы с удовольствием посещал Ваш дом чаще.
- В таком случае, раз Вам представилась такая редкая возможность, может, Вы не откажетесь разделить с нами трапезу? Обед уже готов.
- Да, - вступил Марциан.- Наш повар учился у главного повара императорского дворца, и, говорят, был одним из его лучших учеников.
- Буду рад,- только и сказал Манлий.
-
-
18.01.2005 в 19:54В светлом просторном триклинии все было уже готово к трапезе. Почетному гостю полагалось место рядом с хозяйкой. Роль эту в отсутствие матери исполняла Юлиана. Марциан устроился напротив них возле маленькой хрупкой девочки с коротко остриженными волосами. Огромные лучистые серые глаза ее напоминали о священных фресках, изображающих смертную подругу Лита с ребенком - будущим основателем Дома Скал, - на руках.
- Скажите, эорий Манлий, а что интересного приготовлено по случаю дня рождения императора? - вежливо осведомилась юная хозяйка, - Говорят, церемония обещает быть чрезвычайно пышной...
- Его Величество еще не принял окончательного решения о том, как будут проходить праздники, но кое-что уже известно, - кивнул Ферра, - Эти торжества обещают затмить по обилию угощения, увеселений, а также по количеству гостей все, случавшееся прежде. Даже Стратег Парда, насколько мне известно, намерен на некоторое время оставить все военные дела и почтить визитом столицу. Думаю, он будет рад повидать своего наставника, ведь Лорио Борраска со всей семьей тоже должен прибыть не позднее, чем завтра.
- Отец тоже возвращается завтра, - заметила Юлиана.
- Верно… Но меня подвела память - я думал, что эорий Петрониан уже вернулся…
Марциан ответил быстрым благодарным взглядом. Разумеется, для того, чтобы не знать, что блестящая память статиарха давно вошла во дворце в поговорку, нужно быть неискушенной девицей, еще не представленной обществу.
- А как здоровье благородной эории Елены? - осведомился Манлий самым светским тоном. Сказать по чести, ему не было ни малейшего дела до супруги Повелителя Скал, но с юными благонравными девами из знатных семей подобает говорить лишь о погоде, религии и здоровье родственников.
- Эория Елена в настоящее время в отъезде, - улыбка пропала из глаз девушки, - Она опять уехала на богомолье…
- Я огорчил вас?
- Да нет, знаете, я уже почти привыкла к тому, что совсем не вижу ее... - Юлиана как-то не по-девичьи горько улыбнулась.
- Простите, мне очень жаль, если мой вопрос опечалил вас, эория. - вымолвил Манлий совершенно искренне, - А о чем пожелала просить Создателя ваша матушка?
- Моя матушка постоянно просит Создателя о здоровье для нашей младшей сестры, Луции. - ответила Юлиана, - Но мне почему-то кажется, что постоянные посты и молитвы не очень хорошо помогают…
Что ж! И о здоровье родственников можно иногда поговорить с пользой…
Ферра снова взглянул на девочку, тихо сидевшую за столом. Она явно не привыкла к гостям и стеснялась незнакомца. С этими короткими волосами и тонким худеньким личиком Луция Надорэа чем-то напоминала Манлию его младшего братишку в детстве. Все дети Аквилия и Марты Ферра рождались светловолосыми, но трое старших с годами потемнели, и лишь Аквилий-маленький остался светло-русым. Посты? Чушь какая, ее нужно хорошо кормить, причем не всякой постной дрянью, а мясом…
…Они приносили Аквилию свежее мясо вепря, только что убитого на охоте, более напоминающей сражение. Боги, они были совсем кэдвалланцами, и верили, что побежденный зверь-воин отдаст их маленькому болезненному братишке свою почти несокрушимую мощь, и потому никто из троих не прикасался к приготовленному мясу раньше брата - чтобы не «перехватить» дар…
- Вы правы, эория Юлиана. - согласился Ферра, - Я не лекарь, но вашей сестре пост может скорее повредить, чем помочь. Знаете, мой младший брат в детстве тоже был слабеньким. Мама очень тревожилась за него, но, думаю, если бы она завернула Аквилия в одеяла и сидела над ним со свечками, сейчас он вряд ли мог бы пробежать три пасаданы с полной выкладкой весом в 20 скилл. Высшие Силы помогают тем, кто сам помогает себе.
- Вы хотите сказать, что знаете лекаря? - Юлиана с надеждой взглянула ему в глаза.
Лекарку… Лекарку мудрее многоученых столичных врачей.
- Я знал одну знахарку в Глэнтайрте. Она была из племени глэйсов - это одно из кэдвалланских племен, союзных Империи. Ее звали Маэв. Она говорила, что, познав секрет исцеления, грех скрывать его от других людей, и так и поступала. Поэтому, хотя та женщина давно умерла, ее мудрость и знания живы. Она научила мою мать готовить один укрепляющий отвар…
Не один, и не только мать. Отец настаивал, чтобы все глэнтайртские кентенарии разбирались в зельях колдуньи Маэв не хуже ее самой, потому что настоящий командир просто обязан знать, как помочь раненому или заболевшему воину. Но сейчас это неважно.
- И это помогло? - мгновенно оживилась Юлиана, - А рецепт сохранился?
- Да, я его прекрасно помню. - кивнул Манлий, - Императорский лекарь готовит это питье для Его Величества. Если вы желаете, я сегодня же скажу ему…
- Эорий Манлий, считайте меня вашей должницей! - девушка чуть не подпрыгнула на стуле, - Правда, не знаю, чем смогу быть полезной Вам я…
- Что вы, никакого долга! - решительно возразил статиарх, и добавил, неожиданно для самого себя ударяясь в придворную галантность: - Это я счастлив, что могу услужить благородной эории… Хотя само по себе даже лучшее лекарство мало что может…
- Появляется надежда. - улыбнулась Юлиана, - А с надеждой и любовью окружающих можно свернуть горы. И любовь всё-таки следует отдавать не Создателю, а близким людям. - продолжала девушка, - Будь моя воля, я бы на порог не пустила никого из этих «святых», рассуждающих о том, что любя земное отрекаешься от Создателя! - добавила она почти с вызовом.
Боги, кто наставлял в вере их мать? Наверняка и здесь не обошлось без прихвостней Андрония, то-то Марциан его не терпит.
- «Если ты постишься и молишься, а ближнего своего не любишь - вотще постишься и молишься» - задумчиво произнес Манлий, - Я слышал эти слова от магнуса Иоанна, и полагаю, преосвященный был совершенно прав.
- А разве вы тоже веруете в Создателя, эорий Манлий? - удивленно произнесла девушка.
- Упаси Абвении! - рассмеялся статиарх, - Просто умный и достойный человек остаётся таковым независимо от того, какую веру исповедует. Я ценю и уважаю многих эсператистских священнослужителей, магнус Адриан - один из лучших моих друзей, а вот иметь дело с Андронием и Торквинием я не пожелаю даже заклятому врагу.
- Однако, оба они сидят в Церковном Совете, омрачая жизнь всем вокруг, - упрямо заметил Марциан.
Неймется парню, усмехнулся Ферра мысленно. Ну, ладно…
- Увы, политическая необходимость - одна из самых неприятных вещей, - ответил Манлий, и добавил без малейшего намека на улыбку: - Эорий Марциан. Как вы, несомненно, уже поняли, я не питаю ни малейшего расположения к названным магнусам. Но их присутствие в Совете дает возможность держать их на виду и контролировать их паству. Империя не может благодушно отвернуться, махнуть рукой на толпы фанатиков, признающих Андрония и Торквиния своими духовными отцами, и позабыть о них. Это может дорого обойтись. Поверьте мне, Андроний, сидящий в Совете - куда меньшее зло, чем самозванный магнус Аристарх, бродящий по окраинам и проповедующий Предопределение. Но знаете, что я сделаю с Аристархом, когда его отыщут? Я почтительно приглашу его в Совет. Потому что Аристарх в Совете, где его безумие уравновесят умные, здравомыслящие люди, - меньшее зло, чем Аристрах-бродяга, или Аристарх-мученик, а если его осудят за ересь - пусть это делают единоверцы, - Ферра выразительно посмотрел на Марциана: - А если кто-то из благородных эориев будет недоволен таким решением, мы с государем найдем ему... ну, допустим, наместничество в одной из надорских фем, где его голова будет занята решением насущных вопросов, а пальцы - написанием прошений о средствах и войсках...
-
-
19.01.2005 в 12:46Глаза Марциана сверкнули, словно у воина, готового принять вызов. То, что слова статиарха он принял явно на свой счет, было видно даже слепому. А Манлий... Сейчас он напоминал скалу, о которую можно только разбиться.
Братик, тебе лучше помолчать!
- Не могу не согласиться с Вами, эорий Манлий. - быстро перебила Юлиана, и быстро спросила, уводя разговор в более безопасное русло: - Значит, вы чтите Ушедших?
- О да, несмотря на нашу крепкую дружбу с Адрианом, я, как говорят эсператисты, упорный язычник, - Ферра улыбнулся так, что Юлиане стало абсолютно всё равно, какой он язычник и что говорят о нем ярые приверженцы эсператисткой веры.
- Я чту Лита, моего прародителя, - продолжал Манлий с улыбкой. - И Астрапа, как воин, и Анэма, владыку тайн.
- А как же с Ундом? Его Вы не чтите? - спросила Юлиана, увидев, что он вовсе не собирается продолжать список Ушедших Богов.
- Унд... - Манлий как будто задумался о чём-то своём, - Унд - милосердный и любящий Бог. Боюсь, он редко бывает доволен мною.
- Потому, что Вы не милосердный или не любящий? - спросила и замерла.
Марциан застыл с поднесенным ко рту кубком, уставившись на сестру широко раскрытыми изумленными глазами.
Однако, статиарх словно не заметил бестактности.
- Милосерден у нас Его Величество Император, - ответил он, как показалось Юлиане, несколько наставительным тоном, -
Временами излишне милосерден. Одним словом, всё милосердие, дозволенное властям предержащим, тратит он. На мою уже не остаётся, - сурово закончил Манлий, мельком взглянув на Марциана. Того передернуло.
«Бедняга, он сейчас подавится›, - подумала Юлиана.
- Однако, мне кажется, что быть милосердным не так-то просто, - заметила девушка, теряясь в догадках, что происходит с братом, - Не говоря уже о том, что надо найти в себе силы на это самое милосердие, враги не любят, когда их прощают.
- Не знаю, видимо, я слишком редко прощаю врагов, и у меня мало опыта в таких вещах, - пожал плечами Ферра, - Но полагаю, что это не легче, чем желать явить милосердие, но быть не в состоянии себе это позволить.
- Вы всё-таки говорите о себе, эорий Манлий? - с надеждой вымолвила Юлиана.
- Нет, я подумал о Его Величестве и советнике Коро.
- Простите мою настойчивость, но Вы хотите сказать, что даже не желаете явить милосердие? - удивилась девушка.
- Эория Юлиана, почему Вы спрашиваете? - слегка насмешливо поинтересовался Манлий, - У меня создаётся впечатление, что здесь кто-то нуждается в моём милосердии.
Марциан поперхнулся и отставил кубок, бросив на императорского телохранителя затравленный взгляд. Похоже, что он вновь хотел что-то сказать, но Юлиана опять перебила:
- Просто мне всё-таки хочется верить, что Вы способны на милосердие. Но по какой-то причине стараетесь этого не показывать.
- Эория Юлиана, поверьте, о милосердии вам следует беседовать с кем-нибудь другим, - вздохнул Ферра, - например, с магнусом Ионном. Он может бесконечно рассуждать на эту тему. Или с жрецами Унда.
- Ладно, оставим эту тему, - с сожалением согласилась Юлиана - увы, на все ее уловки статиарх упорно не поддавался.
- Кстати, у меня на языке так и вертится вопрос. Скажите, откуда Вы взяли такого замечательного коня?.. Марциан, не делай мне таких глаз!.. Я понимаю, что мой вопрос немного неподобающ, но я просто обожаю лошадей.
- Я тоже, - Манлий тепло улыбнулся. - Сполоха мне пожаловал Его Величество. А сам он получил его в подарок от одного заводчика из Западного Эбина, почти у границ Кэналлоа.
- Боюсь, что в Кабитэле такого коня не найти, - Юлиана вздохнула.
- Вы правы, эория. - согласился Манлий, - Настоящий морисский конь - редкостное сокровище. В Кабитэле их только четыре - один у меня, и три - в Императорских конюшнях.
- Цино, ты помнишь, что у твоей любимой сестры скоро день рождения?
- Лана, опомнись! Ты хочешь, чтобы я купил для тебя лошадь у Его Величества, или у эория Манлия? - возмутился братец.
- Не будьте столь суровы к своей очаровательной сестре, эредар, - внезапно вступился Манлий, - Кстати, если все же соберетесь купить коня, берите лучше в Линнарии - для прогулок и охоты линнарийские лошади самые лучшие. Чистокровные мориски вроде Сполоха очень трудно смиряются с новым всадником, да и нрав у них диковатый, они больше подходят для войны.
- Ну, можно и не покупать. - задумчиво произнесла Юлиана, - Моя Кара - совершенно замечательная, красивая и очень покладистая. Если бы эорий Манлий оказал бы нам любезность, позволив случить ее с…
- Лана, побойся Богов! - не выдержал Марциан.
В глазах брата вспыхнул самый настоящий ужас. Юлиана смутилась. Благородной юной эории обычай предписывал до самой свадьбы не знать, каким образом на свет появляются живые существа, и, хотя она сама находила этот обычай несказанно глупым, гость мог придерживаться иного мнения.
- Думаю, Сполох не откажется. А результат бы стоил внимания. - невозмутимо согласился Ферра. - Пришлите человека, который договорится обо всем с моим управляющим.
- Простите, эорий Манлий, я действительно задаю слишком много вопросов. - Юлиана опустила глаза. Она не знала, почему ей было так неожиданно легко с этим, по сути, совершенно незнакомым ей человеком. Ей казалось, что она знает его давно и что с ним можно разговаривать также естественно, как и с родными и близкими. Но Марциан был прав, ведь это были только её ни на чём не основанные предположения. Вот сейчас он решит, что она невоспитанная и несдержанная девица, и больше никогда не придёт к ним! - Я надеюсь, что моё излишнее любопытство не отвратит Вас от нашего дома.
- Ну что Вы, эория, ни в коем случае! - статиарх улыбнулся, в глазах плясали веселые шальные искорки.
- Правда? - Юлиана подняла на него взгляд. Солнечный луч скользил по его лицу. Значит, всё-таки она всё почувствовала правильно! - Вот видишь. Цино, ты зря меня ругаешь. А мне сразу показалось, что эорий Манлий не тот человек, при котором надо прикидываться чопорной и церемонной девицей. - Марциан сосредоточился на тарелке и, похоже, начал молиться Богам и Создателю одновременно.
- Не надо, эория, - он по-прежнему улыбался! - Скажу откровенно: я не выношу чопорных и церемонных девиц...
- А каких выносите? - Во взоре статиарха мелькнуло какое-то изумленное восхищение. Юлиана осеклась. Марциан неверяще посмотрел на сестру и мученически закатил глаза к расписному потолку.
Ферра вновь не заметил оплошности. Точнее - сделал вид, что не заметил.
Окончательно спасли положение слуги, вошедшие с десертом.
-
-
20.01.2005 в 14:13- Увы, я вынужден попрощаться, - произнес статиарх, когда трапеза была закончена. - Меня ожидают государь, легат Парда и военный тессорий для решения одного важного дела…
Он встал и привычным придворным жестом протянул руку Юлиане, намереваясь помочь ей подняться. В этом не было ни малейшей вольности - лишь предписанная этикетом вежливость.
- Будем рады видеть вас снова, - улыбнулась Юлиана, легко касаясь пальчиками его пальцев…
…Искра была столь яркой, что ее было отчетливо видно, и такой сильной, что Юлиана ахнула и помимо воли отдернула руку, изумленно воззрившись на статиарха. Лит Земледержец!
...Есть одна древняя примета. Если между руками мужчины и женщины пробегает искра - это Астрап подает весть своему брату, богу любви Унду, что встретились двое, самими Небесами предназначенные друг другу…
Манлий давно не верил ни в приметы, ни в знамения, да и не могло у него быть ничего общего с этой девушкой, но, видимо, милосердный Унд выбрал именно этот миг для того, чтобы явить статиарху всю степень своего недовольства его особой, потому что, судя по широко распахнутым удивленным глазам, тут же испуганно опущенным, Юлиана явно вспомнила ту же самую старушечью басню, о которой только что подумал он. Ферра внезапно осознал, что смотрит на девушку таким же ошеломленным взглядом. Пальцы еще ощущали укол вспыхнувшей искры...
Лит, утвердивший сушу средь волн! Она смотрела совсем как тогда, вечером, когда он, проезжая мимо, увидел ее в окне...
- Я распоряжусь… - Юлиана Надорэа подхватила край пеплума и опрометью вылетела из триклиния. Манлий сильно сомневался, что она сама знала, насчет чего собралась распоряжаться.
"Боги, только этого мне не хватало!" - тоскливо подумал статиарх.
Ферра предпочел бы пережить несколько покушений или лично отправиться на границу разбираться с торкийскими варварами, чем стать на старости лет предметом грез невинной мечтательной девы, годящейся ему в дочери.
Ее взгляд так не похож на умильные взоры придворных девиц на выданье, мечтающих заполучить супруга, стоящего у самого трона Императора...
- Надеюсь, что Вы не примете искренность за отсутствие хороших манер? - поинтересовался Марциан, хотя было заметно, что думал он тоже о чем-то другом, хвала Абвениям!
- Конечно, нет. - отозвался Манлий, возвращаясь к действительности, - Искренность не может оскорбить...
-
-
24.01.2005 в 20:08- Надеюсь, что Вы не примете искренность за отсутствие хороших манер, - поинтересовался Марциан, хотя и думал о чем-то другом.
- Конечно, нет. Искренность не может оскорбить...
- Что ж, Вам всегда будут рады в доме Надорэа. Надеюсь, это не последний Ваш визит. - Слегка наклонив голову, Марциан пропустил вперед себя Манлия.
В голове Марциана крутилось слишком много мыслей сразу. Что сестренка без ума от статиарха, заметил бы даже абсолютно слепой болван... И еще этот знак... Марциан поневоле вспомнил Богов, хотя не верил ни в Ушедших, ни в Спасителя. Нельзя сказать, что Марциану не нравился статиарх, порой он хотел бы стать таким - выше всех, в стороне ото всех. Но это был путь к осмысленному одиночеству, а Марциану слишком нравились шумные компании и толпы друзей и пьянки в обществе очаровательных женщин, которым можно читать свои оды, получая в награду венки и поцелуи...
Но наследница Дома Скал далжна найти себе достойную пару, а Манлий... Испытывает ли Манлий тоже, что и Юлиана?.. Хотя, с другой стороны, хоть и не стоит так говорить, но, может, он прикроет глаза на это дело с магнусом... Не то чтобы Марциан боялся ответственности, нет, он боялся, что его действительно хулиганская выходка может сказаться на репутации его дома...
Короче, пусть идет, как идет. С сестрой он поговорит сегодня же вечером. Она умная девочка и не позволит себе переходить границы, но любовь ослепляет разум...
Марциан налетел на неожиданно остановившегося Манлия.
- Что случилось? - спросил он и, недождавшись ответа, взглянул через плечо статиарха...
- Лана, - выдохнул Марциан и бросился вперед, точнее, попытался, потому что сильная рука статиарха задержала его на месте.
- Подожди, - статиарх сам направился к Юлиане, которая, забыв обо всем, перебирала гриву Сполоха - этого коня-убийцы...
-
-
24.01.2005 в 20:09...Торчавший рядом конюх что-то тихо сказал, Юлиана ответила. Беззаботно улыбаясь, потрепала длинную гриву Сполоха и протянула руку к поводьям. Конь тряхнул головой, словно проверяя, крепка ли держащая его рука, переступил, подкованные копыта зловеще цокнули о камень двора...
Видение Сполоха, со злым ржанием встающего на дыбы, разбрасывая и калеча всех, кому не повезло оказаться поблизости, было устрашающе отчетливым.
- Дурная девка!!! - заорал Ферра, срываясь с места.
Нескольких воспоследовавших за этим секунд статиарх потом просто не мог вспомнить, как ни старался. Что случилось с его сознанием, и куда оно делось, было непонятно. Видимо, потерял с перепугу, но тело как-то обошлось без рассудка.
Манлий осознал себя вновь, стоя посреди двора и сжимая одной рукой поводья Сполоха, а другой - руку Юлианы.
- Рехнулась? - некуртуазно рявкнул Ферра, отталкивая побледневшую дочь Повелителя Скал на безопасное расстояние. На нежном запястье проступили красные пятна, обещавшие вскорости стать полновесными синяками, но Манлий отнюдь не чувствовал раскаянья. Где-то стороной прошла мысль, что конюха, отдавшего повод юной госпоже, следует немедля казнить.
Конь фыркал, косил большим лиловым, как у гальтарской твари, глазом и всячески выражал недовольство. Выражал в тех рамках, в каких он позволял себе это с хозяином.
- Что с вами, эорий Манлий? - полуиспуганно-полугневно выдавила девушка. - Вы думаете, он мог меня укусить?
«Укусить?» О том, как «кусается» Сполох, мог бы поведать императорский конюх Исидро, чей палец были откушен и съеден зверем, по недосмотру Богов имеющим обличье лошади. По мнению Манлия, Сполоху следовало родиться леопардом.
Эрнани - наивная душа, - подарил его статиарху по наущению тогда еще здравствовавшей Императрицы. Ферра по сей день был нерушимо убежден: Ирэна Саларес и ее родня подбили государя одарить «вернейшего из воинов» великолепным золотистым чудовищем в надежде на то, что оно отправит хозяина к Прародителю Литу.
- Да он тебя убить мог! - выдохнул Манлий, лишь сейчас начиная осознавать, какой ужас только что испытал. Такого дикого страха он не испытывал ни разу в жизни. Даже тогда, в двадцать лет, в Брокканской долине, когда айрингские воины, распяв пленного гальтарца меж четырех вбитых в землю кольев, готовили раскаленное железо для пыток…
- Что вы! - возмутилась опомнившаяся Юлиана, - Сполох никогда бы не причинил бы мне вреда! Он же такой ласковый!
Ласковый?!
Манлий перевел дух и процедил несколько слов, которых девушка, к своему счастью, не поняла: брань надорских федератов не входит в образование юных эорий. Сполох был - и оставался! - самым диким из всей четверки чистокровных морисков, а точнее - «кэналлийцев», подаренных Императору эбинским землевладельцем Помпилием Антеллой, и, по общему убеждению, не то, что сесть на него, но даже и просто подойти к нему мог только самоубийца…
Твари с две! Ферра погладил золотую гриву, успокаивая коня. Тому, кто готов по дурному выбросить драгоценнейший дар Ушедших, лучше не посягать на прекрасных золотых жеребцов. Самоубийцы ездят на пегой кобыле, оставляющей за собой след подковы без единого гвоздя, и там, куда она идет, не найти дороги в Четыре Царства. Ее Величество была, должно быть, горько разочарована…
- Ваше счастье, что вы сумели ему понравиться, эория Юлиана, - холодно заметил Манлий, не выносивший, когда его пугали, - Прошу извинить мою грубость. Она была продиктована исключительно заботой о вашей безопасности.
Юлиана, гневно сверкая серыми глазами, растерла помятое запястье. Похоже, на языке у нее вертелось что-то ядовитое. Ничего. Брат объяснит. Уж Марциан-то наслышан о нраве Сполоха - вон, стоит, аж скулы позеленели…
Манлий произнес что-то вежливое, что полагалось говорить на прощанье, и взлетел в седло…
-
-
24.01.2005 в 20:09Марциан даже не ответил на прощание Манлия.
- Пойдем, - бросил он Юлиане и вошел в дом.
- Ты хоть понимаешь, что творишь! - Марциан, наверное, впервые повысил голос на сестру. - Сначала ведешь себя как плебейка, как... как дикарка. Потом лезешь к этому чертову коню... Что на тебя нашло?..
Юлиана рассеяно кивнула.
- Мне было стыдно за тебя. - уже спокойнее произнес Марциан, смягченный покорностью сестры. - Постарайся ТАК больше не поступать...
Юлиана кивнула опять.
- Я не хочу тебе зла, понимаешь... Впрочем, ты меня совсем не слушаешь... - Опять легкий кивок. - Что ж, поговорим позже...
Марциан повернулся и вышел. Юлиана даже не стала останавливать его.
-
-
24.01.2005 в 20:10Марциан повернулся и вышел. Юлиана даже не стала останавливать его. В её голове царил сумбур, мысли, когда-то разложенные по полочкам, как будто вдруг упали на пол и устроили дикую пляску. Где-то как будто в отдалении она слышала упрёки брата и понимала, что они были совершенно справедливы. Какие демоны вселились в неё сегодня? Да, конечно, она всегда была эмоциональной, говорила, что думала и делала, что её казалось правильным. Но это – только дома, только с близкими людьми, которые знали её с детства и всё и всегда понимали верно. Ни разу при гостях он не выходила из роли благонравной и воспитанной дочери Повелителя Скал. Почему же сегодня?..
Мысленно Юлиана перебирала весь сегодняшний разговор и кровь то и дело приливала к щекам. Как она могла? Как вообще осмелилась так себя вести. И добро бы в присутствии обычного эория из Дома Скал! Но статиарх империи! Страшно подумать, какое у него сложилось о ней мнение. «Но он ведь воспринимал всё совершенно естественно»,- робко шептал внутренний голос. «Нет, просто он очень хорошо воспитан, в отличие от тебя!» И ещё эта сцена при прощании! Абвении, когда она почувствовала ту искру, почва как будто улетела у неё из-под ног. Глядя в его такие же ошеломлённые глаза, на какое-то мгновение она вдруг поверила, что ЭТО возможно. Что её внутренний голос, шептавший ей что-то невнятное, говорил именно об этом, о том, что они предназначены друг для друга. Но разве такое было возможным? Разве мог он чувствовать то же, что и она? В его жизни наверняка было много женщин, разных, гораздо красивее и умнее, и уж раз до сих пор он не нашёл себе спутницу жизни, значит, и ей не стоит рассчитывать на его внимание.
Тогда, выскочив из триклиния, она бросилась во двор, ещё не очень понимая, что делать дальше со своими чувствами. И там, во дворе, она замерла, любуясь великолепным животным. Вблизи конь статиарха был ещё краше. Дикая, едва приручённая сила, таилась под роскошной золотистой шкурой. И эта сила, как натянутая тетива, готова была выбросить вперёд мышцы длинных ног, чтобы они понеслись вперёд, навстречу ветру. Как зачарованная, она тогда подошла к Сполоху. Лиловые глаза не отрываясь, следили за ней. Сначала настороженно, потом, как будто узнавая. Или это ей так только показалось? Она и сама не заметила, как начала перебирать великолепную гриву, рассказывая коню то, что он, несомненно, знал и сам, – какой он красавец. И вдруг – рывок, чьи-то руки отбросили её в сторону. Юлиана потёрла запястье, что он возомнил о себе? Тогда она даже не нашлась, что ответить, все её прекрасные чувства как будто накрыло чёрной волной. Нет, Астрап ошибся, или смотрел в другую сторону. У них нет ничего общего, его самомнение слишком велико, чтобы заметить, что кто-то другой может думать и чувствовать по-другому!
Юлиана как будто очнулась. Она, видимо, уже давно сидела в беседке, потому что успела замёрзнуть. Холодные пальцы вцепились в стебель с уже оборванным цветком. Вокруг было уже темно, она и не заметила, как опустилась ночь.
-
-
24.01.2005 в 20:12- Вот ты где. Я тебя по всему дому ищу... - Марциан подошел к сестре и сел рядом и взял ее за руку. - Замерзла?.. - это был полувопрос, полуутверждение, поэтому Юлиана согласно кивнула. Марциан набросил ей на плечи свой плащ.
- Ну, что скажешь...
- Прости, братик, я и правда себя очень плохо вела. - Лана прислонилась к плечу брата.
- Помнишь, когда ты была маленькой, ты однажды спряталась от меня, обидившись на какую-то мелочь. Я долго не мог тебя найти, я обошел весь дом, попросил слуг помочь... но тебя нигде не было. Я даже проверил наш маленький пруд, боясь, что ты утонула... Я бродил по дому, думая, что с тобой могло случиться и как я скажу об этом родителям, как увидел, что крышка одного сундука слегка приоткрыта... Я нашел тебя там, ты спала, как ни в чем не бывало. - Марциан помолчал. - С того дня прошло много времени, но никогда ты меня там не пугала... До сегодняшнего дня... Больше так не делай... Никогда...
Юлиана преданно заглянула в глаза.
- Хорошо.
Они какое-то время помолчали.
- Я ведь правда не хотела. Но он был такой красивый, а он так грубо... - оправдываясь сказала Юлиана.
- Так, - Марциан перешел на свой обычный шутливый тон, - давай по порядку. Кто был красивый, и кто грубый. Красивый, я так понимаю, конь. Ладно, ты у меня великий укротитель диких необъезженных коней. За это получишь от меня отдельно. Но статиарх вроде бы тебе понравился, даже очень понравился... - Марциан с удовольствием наблюдал, как Юлиана покраснела.
- Цино, ты все не так понял. Он мне действительно понравился... сначала. Но теперь-то мне ясно, что он эгоистичный и самовлюбленный тип. Так что не говори о нем больше в таком тоне...
- Ладно, не буду. - Марциан с легкой улыбкой следил за сбивчивой речью сестры. Он-то понимал, что сейчас в Лане говорит обида, но... - Но помни, я всегда на твоей стороне. Чтобы ни случилось. Только будь хорошей девочкой и не делай глупостей.
- А зачем его вообще принесло к нам сегодня.
Марциан задумался. Говорить сестре о своих выходках он не хотел, но не потому что не доверял, а потому что не собирался втягивать ее в подобные авантюры...
- Он заходил узнать, вернулся ли отец... - произнес наконец Марциан. Но Юлиана, похоже, уловила заминку.
- Правда?..
- Правда. Пошли лучше домой. Уже стемнело, и Луция, наверняка, одна скучает...
- Пошли. - Судя по тону сестренка сообразила, что другого ответа она не получит... сегодня... Завтра или послезавтра этот вопрос опять всплывет, уж он-то знал свою Лану. Но это только завтра...
-
-
25.01.2005 в 00:29поздний вечер
Дом ипосупрема Руфуса
Аэция Руфус
Час был уже поздний, и спать хотелось отчаянно, но Теон, как это иногда случалось, засиделся за своими бумагами, а ложиться спать без него Аэция не хотела. Один только раз за все время супружеской жизни ей приснился тот кошмар, но с нее и одного раза хватило с избытком. Ей снилось, что она снова сидит, задыхаясь от слез, на холодном каменном полу кладовой - одна, в темноте, всеми брошенная и без вины виноватая...
Неужели это справедливо?! Она была не виновата, что в праздничной толпе ее оттерло от служанки, и старуха Юстина тоже не виновата! Аэция не знала, куда ей идти, растерялась... ну разе это ее вина, что на нее напали, отобрали плащ, браслеты и кошелек, да вдобавок еще и избили так, что она едва могла идти? Родители считали, что да. Восемь суток она просидела на хлебе и воде в темной кладовой, почти теряя сознание от холода, духоты, отчаянья и одиночества. Грабители не посягнули на ее девственность, их интересовали только деньги и украшения, но втолковать это родичам, гневно упивавшимся «обрушившимся на их дом позором» и тощему желчному монаху, требовавшему от Аэции покаяться в том, чего она не делала, не сумел бы, наверное, и сам Создатель.
Родители даже повитуху слушать не захотели - вбили себе в голову, что та лжет о невинности Аэции, чтобы избавить их недостойную дочь от заслуженного наказания. На порядочных девушек не нападают всякие мерзавцы, и порядочные девушки не возвращаются домой в изорванной одежде! А если такое случилось - значит она «вела себя, как куртизанка», и сама навлекла на себя случившуюся беду…
На девятый день отец вывел ее из кладовой и велел пойти умыться и переодеться - немедленно.
- Куда только этот мир катится! - ядовито цедила мать, пока Аэция отмывала холодной водой заплаканное лицо. - Никто не желает больше знать свое место! Подумать противно: какой-то ювелир, одно только, что богатый, а туда же - сынка отправил законы изучать, да не к кому-то - к самому Фулженцию Ориа! А теперь этому стручку судейскому еще и благородную эосту в жены подавай, надо же! Подумаешь, сумариор!
Аэция ничего не понимала - при чем тут ювелиры, судейские и женитьба?
- Все равно дура зареванная, - скривилась тетка, придирчиво оглядывая результат умывания. - На такое и самый жалкий жених не польстится.
- Какой... жених? - в ужасе прошептала Аэция.
- Такой, какого ты заслуживаешь, - отрезала мать. - Надо же хоть чем твое распутство прикрыть. Ни один человек нашего круга после такого позора тебя не возьмет. Ну, а для сынка ювелира... - мать открыла дверь и втолкнула Аэцию в комнату, - и порченый товар сойдет.
Это было последней каплей.
- Я не товар! - закричала Аэция, и слезы вновь брызнули из глаз. - И не порченый! За что вы со мной так? Я ни в чем не виновата!!!
Высокий молодой человек в плаще, застегнутом на пряжку с изображением молнии и скалы, шагнул ей навстречу.
- Я тебе верю, - очень серьезно сказал он…
********
Нет, это еще не была любовь - да какая может быть любовь первого взгляда, если этот взгляд слезами застлан! Не любовь и даже не благодарность - просто Аэция поняла, что готова босиком идти на край света за сумариором Теоном Руфусом, от которого она впервые в жизни услышала: "Я тебе верю". Жениху полагается говорить: "Я тебя люблю" - но какое Аэции дело до того, что полагается!
Негодяев, напавших на нее, нашли очень быстро. Копия их судебного дела, положенная в день венчания перед ее остолбеневшими от подобного поворота родными, стала свадебным подарком молодого сумариора своей невесте. Свадьбу сыграли тихо, неприметно, по абвениатскому обряду. Аэция не возражала. Она стряхнула с себя эсператизм едва ли не с облегчением, и забыла о нем, как наплакавшийся ребенок забывает дурной сон. Ей вовсе не хотелось ни в какие Рассветные Сады - потому что они не были домом Теона Руфуса. Она и представить себе не могла, что на свете существует столько нежности и доверия. За все время замужества она ни единого неласкового слова не услышала от мужа. Один только раз ей стало страшно - когда ее родня решила нанести визит новоиспеченному ипосупрему - благородному эосту Руфусу: ведь теперь он был человеком их круга. Взглянув на побледневшее от испуга лицо жены, Теон велел слуге:
- Передай, что благородного эоста Теона Руфуса и его супруги нет дома. - И, помолчав, добавил. - И не будет впредь.
Именно после этого Аэции и приснилась кладовая. "Я никому никогда не позволю обидеть тебя, котенок", - сказал ей Теон, прижимая к себе перепуганную жену. Аэция верила Теону, как и он ей - от всего сердца. Если он сказал, что ей больше нечего бояться, значит, и вправду нечего. Но все-таки ложиться спать, не дождавшись мужа, она перестала.
Ох - ну надо же было так задуматься! Шаги Теона уже слышались за дверью. Сейчас он увидит, что она опять не спит, и огорчится.
Аэция быстро загасила свечу и юркнула в постель. Да нет, в комнате так отчетливо пахнет горячим воском, что сразу ясно - свечу задули только что.
Теон открыл дверь и вошел в спальню.
- Опять без меня полуночничаешь, котенок? - произнес он. Даже в темноте спальни Аэция чувствовала его ласковую улыбку.
- Да, - ответила она. - А еще ввожу в заблуждение правосудие.
Теон засмеялся и поцеловал жену в висок.
- Бесполезно, - прошептал он, обнимая ее. - Что ты ни делай, что ни говори, а я тебе все равно верю…
-
-
26.01.2005 в 16:58Дом магнуса Адриана
Рассвет
Чезаре
Кошмары…
Они бывают у всех. Даже у магнусов.
Ужас, когда просыпаешься в холодном поту, и, несмотря на неимоверную усталость молишь Богов, чтобы не заснуть снова. Чтобы вновь не увидеть ЭТО.
Пропади пропадом Коро с его «Пленником»! Диамни «доводил картину до ума» три года - и довел. Чезаре видел ее всего раз, но ему хватило. Некоторые вещи врезаются в память так, что их ничем не вытравишь. Эрнани, при виде «Пленника» едва не стало плохо прямо в мастерской, но Император не захотел уйти. Напротив, попросил всех, кроме художника, удалиться и просидел до самого вечера, глядя на картину и словно прося у погибшего брата прощенья. Диамни никому не рассказал, о чем они с Эрнани говорили в тот день.
А Чезаре не спал тогда несколько недель. Стоило сомкнуть веки - и он видел Рино. Рино, обнаженного и закованного, у входа в проклятую пещеру. На самом пороге эпиарх оборачивается и смотрит отчаянным, молящим о доверии и помощи взглядом в глаза единственному человеку, который обязательно поверит ему. Но этого человека здесь нет. Это человек сбежал из столицы год назад с чужой женой… подумать только, в тот день, когда лучшего друга, почти что брата, уводили на казнь, он сидел в каком-то марринском кабаке и запивал обиду на Тэа и Виларда, искренне считая ее измену несчастьем!
Сон приснился вновь - год назад, став еще хуже. В тот миг, когда Ринальди оборачивался, его лицо начинало меняться. Он превращался в Лиа. У Лиарди такие же светлые волосы, а переливчатого цвета глаза временами кажутся зелеными… Хотя ему далеко до почти божественной красоты Рино…
Чезаре не знал, откуда именно сегодня взялось нерушимое убеждение, что если он заснет, ему приснится та же дрянь, что и год назад, что стОит сомкнуть веки - и он вновь увидит брата, обоих своих братьев, увидит их нагими и в цепях, ожидающими страшной участи, которую он бессилен отвратить. Но, так или иначе, спать ему не хотелось. Ночь пролетела в раздумьях. После разговора с Манлием память неумолимо возвращала Чезаре в тот день 21 числа Летних Волн прошлого года...
********
- Итак, - провозгласил Император, - я прошу вас, отринув лицеприятие и дружеское расположение, равно как и неприязнь и предубеждение, руководясь лишь справедливостью, сказать: виновен ли эредар Лиарди Марикьяре в пособничестве убийце эория Элиаса Пенья, Главы Дома Волн?
Эрнани обвел присутствующих внимательным взглядом
По традиции, голосования начинались с Дома Скал и заканчивались Домом Молний, так что первое слово выпадало Петрониану Надорэа.
- Молчу… - супрем старался не смотреть на смертельно бледную сестру. Петронилла Марикьяре сидела, судорожно сцепив пальцы и вскинув глаза к потолку, словно надеялась, что он сейчас расступится, явив небо и вернувшихся Абвениев в нем. Несчастная женщина явно уже не надеялась, что кто-то другой сумеет спасти ее единственного сына.
- Ваше право, эорий Надорэа, - согласился Эрнани.
Может быть, род Повелителей Скал и впрямь в родстве с камнем, но Петрониан явно не каменный. И все равно это было плохо. Если бы супрем считал племянника невиновным, он бы так и сказал. А раз не сказал - значит, не считает. И остальные учтут это, когда станут высказываться.
- Виновен… - кивнул Децим Сарвиа.
- Молчу… - задумчиво произнес Антий Канэа.
Не уверен… Антий никогда не скажет: «виновен», не будучи убежден полностью. Все бы были такими…
- Виновен, - тихо откликнулся сидевший рядом с ним Гратидий Таурэа.
- Виновен! - зло рявкнул Постум Рубур.
Мерзавец… Чезаре еще с юности не терпел Постума, а сейчас - сейчас попросту ненавидел. В глазах этого фанатика Лиа виноват уже просто потому, что, проклятый язычник, не ходит, закутавшись в серое, смеется, пьет хорошее вино, ухаживает за девушками и не простаивает целые дни на коленях перед «покаянной свечой». Рубуры были невыносимы и до того, как приняли эсператизм, а сейчас с ними и вовсе дело иметь невозможно…
Дом Скал сказал свое слово, очередь была за Ветром.
- Виновен, - приговорил Лорио Борраска, бывший Стратег, самый старший и уважаемый человек в Совете, и Чезаре ощутил, как пол уходит из-под ног.
- Я думаю, эредар Лиарди невиновен, - с некоторым, как показалось Чезаре, вызовом произнес Пангратио Арасена.
Ну, слава Абвениям…
- Молчу, - это Агосто Вилларэа.
И за это слава Им…
- Виновен… - Онорато Эррера…
- Невиновен… - Венанций Аранда
Итак, Дом Ветра разделился ровно пополам: двое за виновность, двое за «невиновен», один молчит. Очередь Волн…
- Виновен! - яростно выдохнул Гай Пенья.
От этого Чезаре ничего другого и не ожидал. Гай боготворил брата, глупо было надеяться, что ему хватит выдержки промолчать, предоставив суд другим. Наверняка сожалеет, что обычай «казни поединком» отменен, и ему не удастся прикончить обоих виновников смерти Элиаса собственными руками. Лиа, несмотря на весь свой гонор, с ним бы не справился… А Фотий - тем более, вон, расползся, как медуза на солнцепеке…
На миг воцарилась тишина: рядом с Повелителем Волн было место его двоюродного брата. Подсудимый, к тому же только что признанный виновным, не мог высказываться, но глава семьи Варза, наследующей Вардам, вступит в свои права лишь после того, как свершится казнь, если она свершится, или после того, как Фотий будет официально лишен всех прав.
- Виновен, - согласился Септим Хонтанион.
Тадиус Оньяте…
- Молчу… - голос был неуверенным. Интересно, в чем именно не уверен Тадиус? В том, что Лиа виновен, или в том, что нет? Что ж, и на том спасибо… Хотя, если и дальше так пойдет, Лиарди не спастись…
Фабий Агустал…
- Я бы хотел в последний раз задать вопрос обвиняемому, - произнес внезапно второй геренций, - Эорий Лиарди, скажите, о чем вы все-таки договаривались с Фотием Варда во время разговора, о котором рассказала эория Кассия Варда?
- Такого разговора не было, - устало возразил Лиарди, и Чезаре захотелось ударить его, - Эория Варда солгала, либо заблуждается.
Как же! О том, что Фотий сговаривался о чем-то с Лиа, знало полдома, а Лиарди даже не собирался ничего объяснять - попросту тупо все отрицал, не обращая внимания на ораву свидетелей, в числе которых жена его проклятого дружка! Дурак! Четырежды дурак, на что он рассчитывает?
- Что ж… - пожал плечами Агустал, - Невиновному скрывать нечего. Эредар виновен.
- Молчу… - глухо произнес, склоняя голову, Энио Марикьяре…
Боги! Абвении милосердные! Чезаре охватила какая-то бессильная тоска, словно приговор уже вынесли, причем - ему, а не брату. Да что же ты делаешь, Энио Марикьяре? После тебя должен говорить твой Дом, четыре человека, но кто оправдает Лиарди после того, как его родной отец дал понять, что считает его преступником?!
- Увы, я хотел бы сказать «невиновен», но я не вижу оснований сомневаться в виновности эредара Лиарди, - печально и виновато, словно прося прощенья за свои слова, выговорил Кандидиан Парда, - Эредар Лиарди виновен…
Вот оно! Кандо - честнейший парень, и при этом удивительно добрый, будь у него хоть какая-то возможность… Но нет, если он уверен, что Лиа виноват, то будет страдать, но душой не покривит, а слова Энио лишний раз убедили его в виновности подсудимого.
- А я полагаю, что нет, - возразил Ювентиус Керва.
- Я тоже думаю так, - поддержал Керву Туллий Флакк, - Мне представляется, что дело надо расследовать повторно. Остались кое-какие неясности…
-
-
26.01.2005 в 16:59- А я думаю… - Сеннио Арвина замолчал на долгий, томительный миг. То, что Сеннио ненавидит Главу своего Дома, виня мужа своей покойной сестры в ее смерти, не было секретом ни для кого, но неужели… - А я думаю - эредар Лиарди виновен! - спокойно произнес Арвина.
- А я думаю, что эорий Сеннио предвзят, - вслух произнес Чезаре, хотя никто его не спрашивал - магнусы присутствовали в зале, и могли, при желании, высказаться по ходу процесса, но права решать о виновности подсудимых им не предоставлялось.
Что ж, если дядюшка хотел напакостить, он своего добился. Десять голосов против девяти за «виновен»! Если сейчас Эрнани не выскажется в пользу подсудимого, Лиарди пропал!
- Вам не предоставлялось слова, магнус Адриан, это во-первых, - мрачно напомнил Петрониан Надорэа, - А во-вторых: вас тоже нельзя назвать свободным от предвзятости. Слово государя!
Чезаре вновь окинул взглядом зал. Место Петрониллы пустовало - несчастная женщина была на грани обморока, и зосты поспешили, несмотря на слабое сопротивление, увести госпожу из зала.
Несколько секунд Эрнани молчал, глядя на лист, поданный ему советником Коро...
- Виновен! - с едва уловимым сожалением произнес Император.
Оставалось вынести приговор.
Главы Домов переглянулись. Децим Сарвиа покачал головой и шепнул что-то Гратидию. Лорио Борраска поморщился. Лицо Энио Марикьяре казалось изваянным из куска льда.
Эрнани поднялся, и, помедлив секунду, снял венец…
Объяснять, что это значит, было не нужно. Чезаре мысленно похвалил догадливых зост - мачеха умерла бы раньше, чем Император закончил речь.
Фотий оглянулся по сторонам с каким-то недоумением, как будто не веря, что все это происходит с ним, и медленно осел наземь, словно у него не осталось сил стоять.
Лиарди смотрел на Эрнани расширившимися потемневшими глазами. Пальцы судорожно сжимали цепь, которой были скованы его руки, но это было единственный признак волнения, который Лиа себе позволил. Бедный парень явно утратил всякую надежду на спасение и решил достойно принять неизбежное.
- Эории, - голос Императора был спокойным и ровным, - ваше решение справедливо. Приведенные доказательства убедительны. Эорий Фотий Варда признан виновным в убийстве своего двоюродного брата, Элиаса Пенья, а также попытке покушения на жизнь своего двоюродного брата Гая Пенья, и своей родственницы Лаиссы Пенья-Марикьяре - супруги эория Элиаса. Эредар Лиарди Марикьяре признан виновным в том, что выступал пособником его преступлений, скрывал его преступные намерения, оказывал ему помощь и пытался спасти убийцу от правосудия. Оба они заслуживают суровой кары…
Эрнани на миг замолчал, словно переводя дух.
- Не далее, как на четвертый день, считая от нынешнего, Фотий Варда будет препровожден в Багарскую тюрьму, где и состоится казнь. Да будет его голова отсечена топором палача! - закончил Эрнани тем ледяным голосом, каким обычно произносил слова, которые ему не хотелось произносить. Государь Эрнани Первый не любил произносить смертные приговоры. Даже тем, кто их заслуживал.
Стоявший на коленях Варда слабо застонал и его затрясло, словно в припадке…
- Эорий Лиарди Марикьяре… - Эрнани вновь замолчал, словно что-то обдумывая,
Чезаре вновь оглянулся на брата, Лиа стоял прямо и гордо, каким-то чудом сохраняя видимое спокойствие. Лишь почти снежная бледность выдавала волнение и страх, которые он, наверное, ощущал сейчас. Эрнани, ну что ты тянешь?! Это же хуже пытки!
- …да будет лишен всех прав, титула наследника и всей принадлежащей ему собственности, которая передается в управление его отцу, Главе Дома Молний. Эорий Лиарди будет выслан из столицы и доставлен на Золотую Виллу в провинции Южный Эбин, являющуюся императорской собственностью, где и останется заключенным под строгим надзором, пока Боги, в Которых он верует, не призовут его. Ему запрещается покидать поместье, говорить с кем-то помимо слуг и стражи, или принимать кого-то у себя… - Эрнани говорил что-то еще, писцы торопливо записывали подробности назначенного бывшему эредару наказания, но все это было уже несущественно. Любой самый суровый приговор можно пересмотреть позже - кроме смертного, любой осужденный может быть помилован - если он жив!
- Спасибо, Эрнани… - едва слышно прошептал Чезаре, - Спасибо…
Лиарди секунду недоуменно вслушивался в речь государя, как будто смысл слов доходил до него с трудом, затем исполненным достоинства жестом медленно склонил голову, словно в знак согласия с приговором. А может быть - чтобы окружающие не смогли заметить неимоверного облегчения, отразившегося в его глазах.
- Нееееет! - вопль Фотия Варда напоминал скорее вой загнанного зверя, чем человеческий голос.
Все, кто был в зале, невольно обернулись в его сторону.
Похоже, эорий только сейчас осознал, к чему его приговорили - дикий смертельный ужас поднял его на ноги.
- Нет! Пустите! - взвыл Фотий, тщетно пытаясь вырваться из рук гвардейцев, - Я не хочу умирать!!! - двое статоров быстро скрутили его, как-то хитро набросив на осужденного свободные концы цепей, которыми он был скован, Варда безнадежно задергался в их руках, раня себя о железные звенья и не замечая этого - он, прежде до дрожи боявшийся малейшей боли… - Я не хочу… Это ты во всем виноват, предатель проклятый! - простонал Фотий рыдающим голосом, с дикой ненавистью глядя на младшего Марикьяре, - Чтоб ты раньше меня сдох, подонок!! Я не хочу умирать из-за тебя! Предатель! ПРЕДАТЕЛЬ!!!
********
Предатель…
Ты предал этого братоубийцу, Лиарди?
Чезаре протянул руку, подобрал валявшийся на полу лист, утянутый тогда же из руки Диамни Коро, и в сотый, если не в тысячный раз уставился на рисунок.
Вот, Чезаре, смотри сам… Ты видишь его лицо, его глаза? Он боится. Но это не тот страх, смешанный с недоумением, который… Нет, Лиарди что-то скрывает, и даже не рассчитывает кого-то убедить, что это не так. Это взгляд человека, знающего за собой вину. Мне жаль, но твой брат грешен…
Диамни говорил чистую правду, очевидную всякому, кто имел возможность сравнить набросок лица Лиарди на суде с гениальным изображением «Пленника».
Разрази тебя Астрап, Младший, в чем же ты грешен?!
-
-
26.01.2005 в 17:00Дворец Правосудия
Теон
Настроение у ипосупрема Теона Руфуса было - гаже некуда. И неудивительно. Вот оно, правосудие, во всей красе - извольте полюбоваться: осужденный преступник Лиарди Марикьяре возвращен в столицу, как ни в чем не бывало! Нет, высокопоставленных преступников можно отдавать под суд сколько угодно - но если у их семьи хорошие связи, они всегда сумеют выкрутиться... как Лиарди. В такие минуты и в правосудии усомниться недолго - и уж тем более в себе самом. Зачем, в самом-то деле, он работал над следствием, если все его труды единым росчерком стила можно отправить кошке под хвост?
Теон никогда не опускался до того, чтобы распекать подчиненных, будучи не в духе: вот только еще недоставало срывать злость на других людях. Поэтому он долго не говорил Иларио Арасене ни слова - и только совладав кое-как со своим дурным настроением, окликнул секретаря.
- Иларио, - мягким тоном произнес Теон, - у вас завелась новая возлюбленная?
Иларио ответил ему растерянным взглядом.
- Вы ведь сегодня пришли на службу не из дома?
- Из дома, ипосупрем, - непонимающе отозвался секретарь.
- У вас дома что-то случилось? - участливо осведомился Теон. - Может быть, пожар?
- У меня дома все в порядке, - еще более недоуменно ответил Иларио.
- Правда? - поднял брови Теон. - Но если вы ночевали дома, и где все, по вашим же словам, в полном порядке - что вам помешало надеть пояс и пряжку со знаками различия? Почему вы в обычном светском платье?
Сумариор Ипатий чуть слышно хмыкнул, и Теон с трудом удержался от усмешки. Никакие ранги, никакая родословная не спасали подчиненных Теона от справедливого разноса - да он бы сыну самого императора не побоялся устроить выволочку, вздумай тот в будущем податься служить в ведомство супрема! Но распекать человека вдвое старше себя Теону было нелегко. Сумариор Ипатий тоже частенько манкировал знаками различия - как и сегодня - и Теон в подобных случах разносил Арасену, но так, чтобы Ипатий понимал, что камешек брошен и в его огород: как говорится, тебя, кошка, ругаю - а ты, невестка, слушай.
- Впрочем, - задумчиво произнес Теон, - если вам так не нравятся ваши знаки различия...
- Прошу прощения, ипосупрем... - побледнел Иларио.
Невзирая на дурное настроение, Теону сделалось смешно: ну неужели этот бедолага всерьез думает, что Теон собирается гнать его взашей за такой мелкий проступок?
- …так это можно устроить, - невозмутимо продолжал Теон. - Будет у меня для вас одно поручение - и вот тут вам знаки различия носить не придется. Наоборот, они вам могут только помешать.
Иларио так и просиял.
- Какое поручение, ипосупрем? - с жадным любопытством спросил он.
- После, - усмехнулся Теон. - Все это после. Сейчас я должен отлучиться. Если будут спрашивать - я в «Каменоломнях»…
Ипатий снова хмыкнул - и на сей раз Теон подмигнул ему прежде, чем запереть служебные документы на ключ и выйти на улицу.
-
-
26.01.2005 в 17:01Дом семьи Парда
Кандидиан
Большое, в человеческий рост, зеркало было гордостью дома: как же дорого стоят эти освинцованные стекла! Говорят, покои прОклятого эпиарха были сплошь увешаны зеркалами…
Кандидиан изящным движением оправил плащ, и снова придирчиво оглядел свое отражение, любуясь результатом.
Зеркало послушно отразило стройного, изысканно одетого молодого эория с большими темно-карими глазами и длинными блестящими золотистыми локонами, красиво падавшими на плечи. Божественный Прародитель одарил братьев Парда своей внешностью, всех троих, и это не могло, просто не могло ничего не значить! Темные глаза, золотистые волосы…
Кандо вышел в атрий, мельком взглянув на лик Астрапа на домашнем алтаре.
Братья были красивее, и больше похожи на образ в ларарии. У них вообще была масса достоинств, которых не хватило на долю младшего брата, но Кандидиан никогда не ревновал. Никогда. Стефо и Тьяно были лучшими людьми на свете. Разве может он держать на них зло за то, что они оказались одарены Богами щедрее, чем он сам? Ревновать к тем, кого он любит больше, чем себя самого - какая глупость!
Ревновать следовало к другим. Тем, кто, вопреки воле Прародителя, все еще занимал место, которого не заслуживал.
...Себастьян, конечно же, успел умчаться во дворец.
Мысленно позавидовав статорским военачальникам, имеющим право разъезжать по столице верхом, молодой эорий окликнул мажордома и распорядился подать паланкин.
-
-
26.01.2005 в 17:02Улицы Кабитэлы
Теон
С каких пор тюрьму на острове Багар* прозвали «Каменоломнями», точно никто не знал. Скорее всего, это случилось еще до того, как она появилась, потому что изначально там действительно были каменоломни. Использовать образовавшиеся подземелья в качестве узилища люди додумались значительно позже. Темницы получились кошмарные. Многие камеры представляли из себя глубокие подземелья, куда узников просто спускали вниз через отверстия в потолке. Теон терпеть не мог посещать Багар, однако служба требовала… Боги Ушедшие! Сколько времени он проторчал в этих смердящих катакомбах, допрашивая убийц Элиаса Пенья, и для чего? Чтобы преступника через год великодушно простили и выпустили на свободу? Во имя карающих молний Астрапа, это что - справедливость?
Вообще-то ипосупрему полагалось разъезжать по Кабитэле в паланкине - но Теон как ходил пешком в бытность свою сумариором, так и не собирался изменять этому обыкновению и впредь. Путь, конечно, был неблизкий - но если каждый день таскаться всюду в носилках, никаких денег на это удовольствие не хватит - он не настолько богат, чтобы содержать восемь слуг, нужных, по сути, лишь для того, чтобы производить впечатление на окружающих. Не взятки же ему брать, в самом-то деле! И не к отцу обращаться - тот охотно даст сыну любую сумму, но Теон с первого дня службы дал себе слово, что деньги отца к его служебной жизни не будут иметь никакого отношения. ему не нужно незаслуженных привилегий и удобств - только то, чего он добился сам! Нет, лучше обойтись без носилок... тем более что на ходу очень даже неплохо думается.
А подумать было о чем. Вроде бы Арасена-старший был с Лиарди в очень даже приятельских отношениях. Наверняка он захочет возобновить знакомство... вот пускай Иларио и составит брату компанию. Как сумеет, так пусть и составит. Конечно, секретарь будет бухтеть, что ненаглядный братец навряд ли обрадуется его обществу... ничего, пускай бухтит. Хочет быть сумариором - пусть докажет, что он на это способен. Пусть приглядит за вернувшимся Лиарди - неофициально. Нельзя этого поганца оставлять без пригляду. Никак нельзя. Уж если он сумел из ссылки вернуться - как знать, что он еще сможет натворить?
- Теон! - окликнул его чей-то знакомый голос, и Руфус обернулся.
________________
* Багарская тюрьма была выстроена на острове посреди Данара на месте бывших каменоломен. Примерно во втором веке Круга Волн ее верхний надземный этаж был разрушен, а еще позже на прежнем фундаменте воздвигнута знаменитая крепость Багерлее.
-
-
26.01.2005 в 17:02Ехать к «старшим родичам» не хотелось безумно. Да и какие они, ко всем тварям, «старшие родичи»?! От некогда избранного Громовержцем Рода остались впавший в старческое безумие Энио, из соображений семейной чести запрещающий себе любить собственных детей, богоотступник Чезаре, отрекшийся от своей крови, и развратное безмозглое ничтожество - Лиарди. Астрап! До каких пор эта выродившаяся семейка будет позорить титул Повелителей Молний?!
Кандо была противна сама мысль о том, чтобы тащиться к ним, рассыпаться в любезностях, приветствовать дурака-дядюшку, интересоваться здоровьем Лиарди, втайне желая троюродному братцу поскорее сдохнуть и не осквернять своей персоной мир, но делать было нечего. Все знают, какая у Кандидиана Парда добрая, чуткая и отзывчивая душа, а с визитом к Марикьяре он и так непозволительно затянул. Придется оправдываться тем, что, зная от Тьяно о нападении разбойников, не смел проявлять назойливость и тревожить болящего… чума унеси этих трусов, одного недоумка прирезать не смогли!
Полный самых мрачных размышлений, Кандидиан поудобнее устроился в паланкине.
Проклятье милосердию Императора! Как славно все получилось, когда Лиарди лишили прав и загнали в Южный Эбин! Кандо уже понадеялся, что хоть убивать никого не придется: Чезаре больше не наследник, да эсператистские магнусы и не женятся, Лиарди в ссылке… Оставалось только дождаться, пока старый Энио протянет ноги - и все решится само собой! Так нет же, понадобилось государю Эрнани вернуть эту тварь в столицу! Теперь с Лиарди надо что-то делать…
Кандо поморщился. Насилия он терпеть не мог, в детстве плакал, когда кухарка резала цыплят для стола, а при виде крови вообще падал в обморок, из-за чего и пришлось отказаться от избранной братьями воинской карьеры. Впрочем, в насилии нуждаются только дураки. Умные люди избавляются от тех, кто им мешает, другими способами. Обвинить Лиарди в злоумышлении против Кассии Варда? Если все сделать умно, суд проглотит такое обвинение, как креветку в соусе - кому же и должен мстить помилованный излишне милосердным государем преступник, как не главной свидетельнице обвинения? Или…
- Стойте! - скомандовал Кандидиан слугам и быстро откинул полог носилок. Народу на утренней улице было достаточно, но не настолько, чтобы не отыскать мелькнувшее в толпе знакомое лицо: - Теон! - окликнул Парда. - Теон!
Свидетельнице… или дознавателю, уличившему его в преступлении?
-
-
26.01.2005 в 17:03- Теон!
- Кандо! - улыбнулся ипосупрем, вспомнив, кому принадлежит этот знакомый голос. Кандидиан сделал приглашающий жест - мол, садись - но Теон только головой покачал.
- Не обижайся, - снова улыбнулся Теон и быстро, широко зашагал рядом с носилками, положив руку на их край.
Сколько раз молодые эории - его соученики - изводили его подобным образом! В те времена он не имел права занимать места в носилках - и высокорожденные юнцы заводили с ним беседу, вынуждая идти рядом с их носилками по несколько часов кряду. Спервоначалу это его унижало, после - сделалось почти безразличным... а получив право на носилки, ипосупрем обнаружил, что оно ему безразлично без всяких "почти".
Однако не безразличие помешало ему занять место в носилках рядом с Кандо. Основа основ поведения для людей его профессии - не одалживаться, не обязываться, не принимать подарков от посторонних... одним словом, не подбирать кошелек с золотом, даже если он валяется на дороге. Нельзя поставить себя в зависимость или хотя бы замарать репутацию! Для большинства его коллег, особенно молодых, эти ограничения были несносны - но для Теона принять их вместе со службой не составило труда. Он и прежде, в годы обучения у мэтра Фулженция, вел себя точно так же по собственной воле. Только гордость, не желающая идти на поклон к кому бы то ни было, позволила ему сохранить самоуважение среди учеников мэтра - блестящих эориев и эостов, смотревших на него, словно на грязную ветошь, по недосмотру оказавшуюся на пиршественном столе. Один только Кандидиан Парда в те времена не брезговал приятельством с сыном ювелира, простолюдином. Глядя на него, постепенно присмирели и прочие - а может, им просто забава наскучила. Но даже и тогда Теон нипочем не принял бы от Кандо ни малейшего покровительства. До чего же это были тяжелые годы... когда бы не совершенно неистовое желание учиться, Теон бросил бы все и пошел по стопам отца... даже думать обидно: столько мучительного одиночества среди тех, с кем ты не ровня - и во имя чего все это?
- У тебя что-то случилось? - с обычной своей доброжелательностью поинтересовался Кандо, и добавил с улыбкой: - Чего такой нерадостный? Говори давай, я же тебя знаю…
- Думаю, не ошибся ли я в выборе жизненного пути, - отозвался Теон с горечью. - Может, мне и стоило сделаться простым ювелиром… Конечно, заказчики тоже всякие бывают - иной и сам не знает, чего хочет. По восемь раз перстень переделывать заставит! Но хоть потом твою работу в выгребную яму не кинет!
- Это ты о чем? - прищурился Кандидиан. - Не о возвращении Лиарди, случайно?
Теон угрюмо кивнул. Его не удивляло, что Кандо уже знает о возвращении осужденного Лиарди Марикьяре из ссылки, хотя официально об этом еще объявлено не было. Ведь Кандидиан принадлежит к тому же Дому, что и Лиарди - кому и знать, как не ему.
- О нем самом, - вздохнул Теон.
-
-
26.01.2005 в 17:11Кандидиан едва удержался, чтобы не поморщиться. Мысль, что ипосупрем отказывается присоединиться к нему в паланкине происходит от осознания Руфусом своей ничтожности, могла прийти в голову спесивому дураку Сервиллу, но не ему, не Кандо! Теона удерживало вовсе не смирение, а совсем наоборот. Гордость. Подачек он принимать, видите ли, не хочет, ничье покровительство ему не нужно! Вот только мулу конем не бывать, как ты был сынком ювелира, так и остался, так и рассуждаешь, даже если не делаешь упомянутые тобою перстни, а носишь на руке. Хоть и сделали из тебя каваллария, а кем ты был, то и есть. Хорошо, хоть говорить прилично выучился. В те годы, когда они ходили слушать лекции мэтра Ориа, от простонародной речи Руфуса у Кандо попросту вяли уши. Кандидиан мучился, но всячески выказывал Теону дружеское расположение. А как же иначе? В народе прямо-таки легенды ходили о том, как запросто его братья общаются со своими солдатами, а Стефан так и вовсе помнит чуть не всех легионеров Империи в лицо и по именам.
А кроме того, что бы ни говорили о его происхождении, глупо не признавать очевидного - Теон Руфус был лучшим. Наставник, безразлично относившийся к родословию и титулам учеников, и принимавший во внимание только их способности, высоко ценил упорного простолюдина, и намеревался рекомендовать его одному из помощников супрема на должность сумариора. Теон мог далеко пойти, а Кандо, как разумный человек, никогда не пренебрегал знакомствами с людьми, которые могли оказаться полезны в будущем, кем бы ни были эти люди. Происхождение не помеха пользе. В конце концов, навоз тоже полезен в качестве удобрения…
- Я бы посоветовал тебе быть осторожным, - заметил Кандидиан, - Не стОит упоминать выгребные ямы, когда рассуждаешь о решениях нашего всемилостивейшего Императора. Государь Эрнани добр и великодушен, но ты не дождешься пощады от Манлия Ферра. При дворе есть глупцы, полагающие, что Ферра - только командующий императорской гвардией, но все, у кого есть хоть сколько-нибудь ума, догадываются, кто он на самом деле…
- Паук в волчьей шкуре! - с отвращением сплюнул ипосупрем. - И не смотри на меня такими глазами, Кандо. Я всего лишь говорю правду.
- Но я советовал тебе быть осторожным не только поэтому, - продолжал Кандидиан, слегка понизив голос, - Лиарди уже третий день как в Кабитэле. Мой брат Себастьян встретился с ним на Таброннской дороге и сопроводил до столицы, они приехали вместе. Я понимаю, что не годится так говорить о родиче, но ты мой друг, Теон! И я не могу скрывать, что тревожусь за тебя. Лиарди восстановлен в правах, он вновь эредар Дома Молнии, и это дает ему большие возможности… - Кандо запнулся.
- …для мести! - усмехнулся ипосупрем, - Это ты хочешь сказать? Сказать, чтобы ты меня удивил, Кандо - так нет.
Кандидиан тяжело вздохнул.
- Да, - кивнул он, - И ничего смешного тут нет. Его старший брат Чезаре в большой милости у Императора, да к тому же лучший друг статиарха, а люди, увы, часто исполняют просьбы своих друзей, не задумываясь, насколько это просьбы справедливы. Я это не об Императоре, разумеется… Знаешь, Теон, на твоем месте я бы оставил должность и уехал подальше от столицы…
- Вот как! - в глазах Теона мелькнули злые искорки. - Спасибо за совет, Кандо, но закон для того и существует, чтобы убегать и прятаться приходилось преступникам, а не честным людям. Или ты что-то знаешь?
- Я понимаю, что не должен был этого говорить, - виновато вымолвил Кандидиан, - Но Лиа… Я не знаю, что он намерен делать теперь, когда его помиловали, но я знаю его с детства, он всегда был раздражительным, скрытным и злопамятным…
- Ты мне это уже говорил, - напомнил Теон.
Верно, говорил. Еще год назад, во время следствия. Но никогда не вредно повторить.
- Я не могу винить его, - со вздохом продолжал Кандо, - Зная, что он пережил в Гальтарах… ну, в ТОТ день… Мне думается, то, что случилось тогда, сказалось на его рассудке. Мне всегда казалось, что Лиа немного сумасшедший… Я никогда не мог предсказать, что он сделает в следующий момент. И сейчас не могу. Потому и тревожусь за Кассию, за тебя и… - Кандидиан на секунду замолчал, и, взглянув на Теона испуганными глазами, выдохнул: - …и за твою семью тоже!