... навеянное... наверное. неважно, чем.
Давным-давно, когда я была еще совсем-совсем начинающим автором и писала фантастику, а не фэнтези, сочинился у меня рассказ. Кому-то он сильно не нравился, кому-то нравился очень, а вот напечатать его не получалось по разным причинам, и в конце концов я махнула на него рукой - и возможно, даже потеряла.
Рассказ был очень еще юношеский, странный и страшный. Сейчас я бы его написала совсем иначе. Главным мировосприятелем там был земной военный в звании капитана, оказавшийся на некоей планете - население я для большей точности месседжа сделала полностью гуманоидным. Этот капитан обучен местному языку, как и другие земляне, находящиеся с дипмиссией на этой планете - а вот с реалиями местной культуры у него туговато. В частности, он не понимает, отчего местные смотрят на него так странно, когда он говорит, что военный - причем он даже понять не может, в чем заключается эта странность. Это ни в коем случае не презрение... но что это, он понять не может. И вот он знакомится с местным подростком, калекой. К которому окружающие тоже относятся, на его взгляд, странно. То есть кто-то (в основном дети) насмехается над его калечеством - кто-то, напротив, его жалеет, опекает... и все же в отношении него капитан чувствует тоже некую странность...
Да... а потом княжеству, где находится земная миссия, другое княжество объявляет войну. И тут капитан узнаёт, что с древних времен на этой планете так уж исторически сложилось, что война была уделом калек - калек, тяжелобольных... здоровые нужны, чтобы охотиться, чтобы пахать, чтобы осуществлять деятельность, необходимую для общего выживания, живые нужны для дела жизни - а дело смерти суть удел смертников. Калеки, тяжелобольные в этом обществе - смертники, солдаты, единственные солдаты. Теперь он понимает и смысл странных взглядов, которые бросали на него: ну раз уж такой молодой, сильный и вдруг воин, то уж наверняка смертельно болен, бедолага...
Да... а потом он видит эту армию... армию калек... видит сражение... и понимает, что...
А вот тут мнения резко разделились - что же именно он понял.
Лица штатские почти все без изъятия считали, что он наконец-то уяснил себе весь ужас и грязь войны.
Меньшая часть штатских читателей и все воевавшие считали, что он понял не грязь и ужас, а подвиг и величие - тот подвиг и то величие, которые ему, сильному и здоровому, не по плечу.
Правильно считали.
Поскольку долго и нудно объяснять смысл рассказа после того, как он уже был рассказан, как-то нелепо, я устала сражаться с этой загадочной историей, и машинописная (да, это было давно!) копия канула в недра шкафа с черновиками.
Тогда я считала, что виновата в том, что часть читателей поняла меня неправильно. Сейчас я так НЕ считаю.
Потому что каждый понимает, что может и как может.
Сейчас я написала бы этот рассказ совсем иначе - если написала бы его вообще. Но одного я сейчас точно не стала бы делать. Я не стала бы пытаться объяснить то, что каждый может - если может - понять только сам...
Давным-давно, когда я была еще совсем-совсем начинающим автором и писала фантастику, а не фэнтези, сочинился у меня рассказ. Кому-то он сильно не нравился, кому-то нравился очень, а вот напечатать его не получалось по разным причинам, и в конце концов я махнула на него рукой - и возможно, даже потеряла.
Рассказ был очень еще юношеский, странный и страшный. Сейчас я бы его написала совсем иначе. Главным мировосприятелем там был земной военный в звании капитана, оказавшийся на некоей планете - население я для большей точности месседжа сделала полностью гуманоидным. Этот капитан обучен местному языку, как и другие земляне, находящиеся с дипмиссией на этой планете - а вот с реалиями местной культуры у него туговато. В частности, он не понимает, отчего местные смотрят на него так странно, когда он говорит, что военный - причем он даже понять не может, в чем заключается эта странность. Это ни в коем случае не презрение... но что это, он понять не может. И вот он знакомится с местным подростком, калекой. К которому окружающие тоже относятся, на его взгляд, странно. То есть кто-то (в основном дети) насмехается над его калечеством - кто-то, напротив, его жалеет, опекает... и все же в отношении него капитан чувствует тоже некую странность...
Да... а потом княжеству, где находится земная миссия, другое княжество объявляет войну. И тут капитан узнаёт, что с древних времен на этой планете так уж исторически сложилось, что война была уделом калек - калек, тяжелобольных... здоровые нужны, чтобы охотиться, чтобы пахать, чтобы осуществлять деятельность, необходимую для общего выживания, живые нужны для дела жизни - а дело смерти суть удел смертников. Калеки, тяжелобольные в этом обществе - смертники, солдаты, единственные солдаты. Теперь он понимает и смысл странных взглядов, которые бросали на него: ну раз уж такой молодой, сильный и вдруг воин, то уж наверняка смертельно болен, бедолага...
Да... а потом он видит эту армию... армию калек... видит сражение... и понимает, что...
А вот тут мнения резко разделились - что же именно он понял.
Лица штатские почти все без изъятия считали, что он наконец-то уяснил себе весь ужас и грязь войны.
Меньшая часть штатских читателей и все воевавшие считали, что он понял не грязь и ужас, а подвиг и величие - тот подвиг и то величие, которые ему, сильному и здоровому, не по плечу.
Правильно считали.
Поскольку долго и нудно объяснять смысл рассказа после того, как он уже был рассказан, как-то нелепо, я устала сражаться с этой загадочной историей, и машинописная (да, это было давно!) копия канула в недра шкафа с черновиками.
Тогда я считала, что виновата в том, что часть читателей поняла меня неправильно. Сейчас я так НЕ считаю.
Потому что каждый понимает, что может и как может.
Сейчас я написала бы этот рассказ совсем иначе - если написала бы его вообще. Но одного я сейчас точно не стала бы делать. Я не стала бы пытаться объяснить то, что каждый может - если может - понять только сам...
ДЕйствительно, один из признаков хорошего рассказа - у каждого так или иначе складывается картина мира (это и называется "цепляет"). Но они могут встать на разные стороны. причем сразу же по прочтении.
Листочек бумаги с напечатанными словами вызывает то, что в дальнейшем может изменить взгляд на вещи )
Сам факт всегда вызывал *то самое чувство* . Которое описывается словами "невозможное возможно".
Хотя с точки зрения логики - все просто очень верно...
*шепотом в сторону*- А мне кажется, что он понял и то и другое...
один из признаков6 у каждого свое его видение. свои ощущения и свои выводы...
про войну оченьверно подмечено: на нее разные взгляды. даже у тех кто на ней был
а можно рассказа в студию?
Да, потрясающая идея. И с выводами я согласна.( Можно поместить у себя? )" Признак того, что книга обладает литературными достоинствами, это возможность ее разночтений" (Оден) можно-можно. А Оден - сама доброта. Потому как текстов, исключающих возможность разночтений, не так уж и много на этом свете...
А вот дальше уже надо бы сам текст. Мне, по крайней мере, как человеку беспросветно штатскому. Всё, молчу, не буду донимать и клянчить.
Полностью согласна. Полноценный, думающий, читатель обязан сам анализировать прочитанное и разбираться. На то ему Господь Бог голову дал.
по крайней мере, ясно одно: чтобы понять грязь и ужас войны, не нужно, чтобы воевали калеки. Она не менее грязна и ужасна, когда воюют здоровые и крепкие... о чем и речь. Ну если человек УЖЕ воевал - неужели он не понял этого раньше?! Давно понял... еще задолго до того, как его алкоголик-папаша тыкал ему, тогда еще молоденькому лейтенантику, пальцем в ордена и орал "гордись, сволочь!"
Это точно. Скорее уж может прийти в голову какая-то нехорошая мысль в духе Мальтуса.
Ясно!
Хочу этот рассказ!
Только сейчас сообразил, неужели от человека в том обществе нужна только физическая сила. А голова? Или какой-то талант?
"Мы несем едино бремя;
Только жребий наш иной:
Вы оставлены на племя,
Я назначен на убой." (Д.Давыдов)
Подвиг и величие такой войны - в сравнении с привычной, где воюют всё же в основном "годные"? Или наоборот?
А вообще мне напоминает, как посылают детей и женщин (менее ценных - по соотв. представлениям) с взрывчаткой...