... действительно хороших стихов - пришла в себя.
И присоединяюсь к флэшмобу от Тви. Начинаю в рандомном порядке выкладывать стихи. Разные. Разных авторов. На разных языках. Потому что не надо иной раз даже знать языка, чтобы ощутить мошь фонетики и завораживающую силу ритма.
Для всех, кто любит стихи:
The Last Rhyme of True Thomas
1893
Rudyard Kipling
читать дальшеTHE KING has called for priest and cup,
The King has taken spur and blade
To dub True Thomas a belted knight,
And all for the sake o’ the songs he made.
They have sought him high, they have sought him low,
They have sought him over down and lea;
They have found him by the milk-white thorn
That guards the gates o’ Faerie.
’Twas bent beneath and blue above,
Their eyes were held that they might not see
The kine that grazed beneath the knowes,
Oh, they were the Queens o’ Faerie!
“Now cease your song,” the King he said,
“Oh, cease your song and get you dight
“To vow your vow and watch your arms,
“For I will dub you a belted knight.
“For I will give you a horse o’ pride,
“Wi’ blazon and spur and page and squire;
“Wi’ keep and tail and seizin and law,
“And land to hold at your desire.”
True Thomas smiled above his harp,
And turned his face to the naked sky,
Where, blown before the wastrel wind,
The thistle-down she floated by.
“I ha’ vowed my vow in another place,
“And bitter oath it was on me,
“I ha’ watched my arms the lee-long night,
“Where five-score fighting men would flee.
“My lance is tipped o’ the hammered flame,
“My shield is beat o’ the moonlight cold;
“And I won my spurs in the Middle World,
“A thousand fathom beneath the mould.
“And what should I make wi’ a horse o’ pride,
“And what should I make wi’ a sword so brown,
“But spill the rings o’ the Gentle Folk
“And flyte my kin in the Fairy Town?
“And what should I make wi’ blazon and belt,
“Wi’ keep and tail and seizin and fee,
“And what should I do wi’ page and squire
“That am a king in my own countrie?
“For I send east and I send west,
“And I send far as my will may flee,
“By dawn and dusk and the drinking rain,
“And syne my Sendings return to me.
“They come wi’ news of the groanin’ earth,
“They come wi’ news o’ the roarin’ sea,
“Wi’ word of Spirit and Ghost and Flesh,
“And man, that’s mazed among the three.”
The King he bit his nether lip,
And smote his hand upon his knee:
“By the faith o’ my soul, True Thomas,” he said,
“Ye waste no wit in courtesie!
“As I desire, unto my pride,
“Can I make Earls by three and three,
“To run before and ride behind
“And serve the sons o’ my body.”
“And what care I for your row-foot earls,
“Or all the sons o’ your body?
“Before they win to the Pride o’ Name,
“I trow they all ask leave o’ me.
“For I make Honour wi’ muckle mouth,
“As I make Shame wi’ mincin’ feet,
“To sing wi’ the priests at the market-cross,
“Or run wi’ the dogs in the naked street.
“And some they give me the good red gold,
“And some they give me the white money,
“And some they give me a clout o’ meal,
“For they be people o’ low degree.
“And the song I sing for the counted gold
“The same I sing for the white money,
“But best I sing for the clout o’ meal
“That simple people given me.”
The King cast down a silver groat,
A silver groat o’ Scots money,
“If I come wi’ a poor man’s dole,” he said,
“True Thomas, will ye harp to me?”
“Whenas I harp to the children small,
“They press me close on either hand.
“And who are you,” True Thomas said,
“That you should ride while they must stand?
“Light down, light down from your horse o’ pride,
“I trow ye talk too loud and hie,
“And I will make you a triple word,
“And syne, if ye dare, ye shall ’noble me.”
He has lighted down from his horse o’ pride,
And set his back against the stone.
“Now guard you well,” True Thomas said,
“Ere I rax your heart from your breast-bone!”
True Thomas played upon his harp,
The fairy harp that couldna lee,
And the first least word the proud King heard,
It harpit the salt tear out o’ his ee.
“Oh, I see the love that I lost long syne,
“I touch the hope that I may not see,
“And all that I did o’ hidden shame,
“Like little snakes they hiss at me.
“The sun is lost at noon—at noon!
“The dread o’ doom has grippit me.
“True Thomas, hide me under your cloak,
“God wot, I’m little fit to dee!”
’Twas bent beneath and blue above—
’Twas open field and running flood—
Where, hot on heath and dike and wall,
The high sun warmed the adder’s brood.
“Lie down, lie down,” True Thomas said.
“The God shall judge when all is done.
“But I will bring you a better word
“And lift the cloud that I laid on.”
True Thomas played upon his harp,
That birled and brattled to his hand,
And the next least word True Thomas made,
It garred the King take horse and brand.
“Oh, I hear the tread o’ the fighting men,
“I see the sun on splent and spear.
“I mark the arrow outen the fern
“That flies so low and sings so clear!
“Advance my standards to that war,
“And bid my good knights prick and ride;
“The gled shall watch as fierce a fight
“As e’er was fought on the Border side!”
’Twas bent beneath and blue above,
’Twas nodding grass and naked sky,
Where, ringing up the wastrel wind,
The eyas stooped upon the pie.
True Thomas sighed above his harp,
And turned the song on the midmost string;
And the last least word True Thomas made,
He harpit his dead youth back to the King.
“Now I am prince, and I do well
“To love my love withouten fear;
“To walk wi’ man in fellowship,
“And breathe my horse behind the deer.
“My hounds they bay unto the death,
“The buck has couched beyond the burn,
“My love she waits at her window
“To wash my hands when I return.
“For that I live am I content
“(Oh! I have seen my true love’s eyes)
“To stand wi’ Adam in Eden-glade,
“And run in the woods o’ Paradise!”
’Twas naked sky and nodding grass,
’Twas running flood and wastrel wind,
Where, checked against the open pass,
The red deer belled to call the hind.
True Thomas laid his harp away,
And louted low at the saddle-side;
He has taken stirrup and hauden rein,
And set the King on his horse o’ pride.
“Sleep ye or wake,” True Thomas said,
“That sit so still, that muse so long;
“Sleep ye or wake?—till the latter sleep
“I trow ye’ll not forget my song.
“I ha’ harpit a shadow out o’ the sun
“To stand before your face and cry;
“I ha’ armed the earth beneath your heel,
“And over your head I ha’ dusked the sky.
“I ha’ harpit ye up to the throne o’ God,
“I ha’ harpit your midmost soul in three;
“I ha’ harpit ye down to the Hinges o’ Hell,
“And—ye—would—make—a Knight o’ me!”
Жуковский, "Епископ Гаттон", ака "Суд божий над еписокопом"
(помню, меня в свое время просто потрясло определение НЕИЗБЕЖНЫЕ звери...)
читать дальшеБыли и лето и осень дождливы;
Были потоплены пажити, нивы;
Хлеб на полях не созрел и пропал;
Сделался голод; народ умирал.
Но у епископа милостью неба
Полны амбары огромные хлеба;
Жито сберег прошлогоднее он:
Был осторожен епископ Гаттон.
Рвутся толпой и голодный и нищий
В двери епископа, требуя пищи;
Скуп и жесток был епископ Гаттон:
Общей бедою не тронулся он.
Слушать их вопли ему надоело;
Вот он решился на страшное дело:
Бедных из ближних и дальних сторон,
Слышно, скликает епископ Гаттон.
"Дожили мы до нежданного чуда:
Вынул епископ добро из-под спуда;
Бедных к себе на пирушку зовет",-
Так говорил изумленный народ.
К сроку собралися званые гости,
Бледные, чахлые, кожа да кости;
Старый, огромный сарай отворе н:
В нем угостит их епископ Гаттон.
Вот уж столпились под кровлей сарая
Все пришлецы из окружного края...
Как же их принял епископ Гаттон?
Был им сарай и с гостями сожжен.
Глядя епископ на пепел пожарный
Думает: "Будут мне все благодарны;
Разом избавил я шуткой моей
Край наш голодный от жадных мышей".
В замок епископ к себе возвратился,
Ужинать сел, пировал, веселился,
Спал, как невинный, и снов не видал...
Правда! но боле с тех пор он не спал.
Утром он входит в покой, где висели
Предков портреты, и видит, что съели
Мыши его живописный портрет,
Так, что холстины и признака нет.
Он обомлел; он от страха чуть дышит...
Вдруг он чудесную ведомость слышит:
"Наша округа мышами полна,
В житницах съеден весь хлеб до зерна".
Вот и другое в ушах загремело:
"Бог на тебя за вчерашнее дело!
Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
Мыши со всех осаждают сторон".
Ход был до Рейна от замка подземный;
В страхе епископ дорогою темной
К берегу выйти из замка спешит:
"В Рейнской башне спасусь" (говорит).
Башня из рейнских вод подымалась;
Издали острым утесом казалась,
Грозно из пены торчащим, она;
Стены кругом ограждала волна.
В легкую лодку епископ садится;
К башне причалил, дверь запер и мчится
Вверх по гранитным крутым ступеням:
В страхе один затворился он там.
Стены из стали казалися слиты,
Были решетками окна забиты,
Ставни чугунные, каменный свод,
Дверью железною запертый вход.
Узник не знает, куда приютиться;
На пол, зажмурив глаза, он ложится...
Вдруг он испуган стенаньем глухим:
Вспыхнули ярко два глаза над ним.
Смотрит он... кошка сидит и мяучит;
Голос тот грешника давит и мучит;
Мечется кошка; невесело ей:
Чует она приближенье мышей.
Пал на колени епископ и криком
Бога зовет в исступлении диком.
Воет преступник... а мыши плывут...
Ближе и ближе... доплыли... ползут.
Вот уж ему в расстоянии близком
Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
Слышно, как стену их лапки скребут;
Слышно, как камень их зубы грызут.
Вдруг ворвались неизбежные звери;
Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,
Спереди, сзади, с боков, с высоты...
Что тут, епископ, почувствовал ты?
Зубы об камни они навострили,
Грешнику в кости их жадно впустили,
Весь по суставам раздернут был он...
Так был наказан епископ Гаттон.
И - любимое, любимое, любимое, непереводимое!
Лорка - "Сомнамбулический романс" - Verde que te quiero verde...
читать дальшеVerde que te quiero verde.
Verde viento. Verdes ramas.
El barco sobre la mar
y el caballo en la montaña.
Con la sombra en la cintura
ella sueña en su baranda,
verde carne, pelo verde,
con ojos de fría plata.
Verde que te quiero verde.
Bajo la luna gitana,
las cosas la están mirando
y ella no puede mirarlas.
Verde que te quiero verde.
Grandes estrellas de escarcha
vienen con el pez de sombra
que abre el camino del alba.
La higuera frota su viento
con la lija de sus ramas,
y el monte, gato garduño,
eriza sus pitas agrias.
¿Pero quién vendra? ¿Y por dónde...?
Ella sigue en su baranda,
Verde came, pelo verde,
soñando en la mar amarga.
--Compadre, quiero cambiar
mi caballo por su casa,
mi montura por su espejo,
mi cuchillo per su manta.
Compadre, vengo sangrando,
desde los puertos de Cabra.
--Si yo pudiera, mocito,
este trato se cerraba.
Pero yo ya no soy yo,
ni mi casa es ya mi casa.
--Compadre, quiero morir
decentemente en mi cama.
De acero, si puede ser,
con las sábanas de holanda.
¿No ves la herida que tengo
desde el pecho a la garganta?
--Trescientas rosas morenas
lleva tu pechera blanca.
Tu sangre rezuma y huele
alrededor de tu faja.
Pero yo ya no soy yo,
ni mi casa es ya mi casa.
--Dejadme subir al menos
hasta las altas barandas;
¡dejadme subir!, dejadme,
hasta las verdes barandas.
Barandales de la luna
por donde retumba el agua.
Ya suben los dos compadres
hacia las altas barandas.
Dejando un rastro de sangre.
Dejando un rastro de lágrimas.
Temblaban en los tejados
farolillos de hojalata.
Mil panderos de cristal
herían la madrugada.
Verde que te quiero verde,
verde viento, verdes ramas.
Los dos compadres subieron.
El largo viento dejaba
en la boca un raro gusto
de hiel, de menta y de albahaca.
¡Compadre! ¿Donde está, díme?
¿Donde está tu niña amarga?
¡Cuántas veces te esperó!
¡Cuántas veces te esperara,
cara fresca, negro pelo,
en esta verde baranda!
Sobre el rostro del aljibe
se mecía la gitana.
Verde carne, pelo verde,
con ojos de fría plata.
Un carámbano de luna
la sostiene sobre el agua.
La noche se puso íntima
como una pequeña plaza.
Guardias civiles borrachos
en la puerta golpeaban.
Verde que te qinero verde.
Verde viento. Verdes ramas.
El barco sobre la mar.
Y el caballo en la montaña.
Пока - эти. Потом - еще. И спасибо поэзии и поэтам за то, что они есть.
И присоединяюсь к флэшмобу от Тви. Начинаю в рандомном порядке выкладывать стихи. Разные. Разных авторов. На разных языках. Потому что не надо иной раз даже знать языка, чтобы ощутить мошь фонетики и завораживающую силу ритма.
Для всех, кто любит стихи:
The Last Rhyme of True Thomas
1893
Rudyard Kipling
читать дальшеTHE KING has called for priest and cup,
The King has taken spur and blade
To dub True Thomas a belted knight,
And all for the sake o’ the songs he made.
They have sought him high, they have sought him low,
They have sought him over down and lea;
They have found him by the milk-white thorn
That guards the gates o’ Faerie.
’Twas bent beneath and blue above,
Their eyes were held that they might not see
The kine that grazed beneath the knowes,
Oh, they were the Queens o’ Faerie!
“Now cease your song,” the King he said,
“Oh, cease your song and get you dight
“To vow your vow and watch your arms,
“For I will dub you a belted knight.
“For I will give you a horse o’ pride,
“Wi’ blazon and spur and page and squire;
“Wi’ keep and tail and seizin and law,
“And land to hold at your desire.”
True Thomas smiled above his harp,
And turned his face to the naked sky,
Where, blown before the wastrel wind,
The thistle-down she floated by.
“I ha’ vowed my vow in another place,
“And bitter oath it was on me,
“I ha’ watched my arms the lee-long night,
“Where five-score fighting men would flee.
“My lance is tipped o’ the hammered flame,
“My shield is beat o’ the moonlight cold;
“And I won my spurs in the Middle World,
“A thousand fathom beneath the mould.
“And what should I make wi’ a horse o’ pride,
“And what should I make wi’ a sword so brown,
“But spill the rings o’ the Gentle Folk
“And flyte my kin in the Fairy Town?
“And what should I make wi’ blazon and belt,
“Wi’ keep and tail and seizin and fee,
“And what should I do wi’ page and squire
“That am a king in my own countrie?
“For I send east and I send west,
“And I send far as my will may flee,
“By dawn and dusk and the drinking rain,
“And syne my Sendings return to me.
“They come wi’ news of the groanin’ earth,
“They come wi’ news o’ the roarin’ sea,
“Wi’ word of Spirit and Ghost and Flesh,
“And man, that’s mazed among the three.”
The King he bit his nether lip,
And smote his hand upon his knee:
“By the faith o’ my soul, True Thomas,” he said,
“Ye waste no wit in courtesie!
“As I desire, unto my pride,
“Can I make Earls by three and three,
“To run before and ride behind
“And serve the sons o’ my body.”
“And what care I for your row-foot earls,
“Or all the sons o’ your body?
“Before they win to the Pride o’ Name,
“I trow they all ask leave o’ me.
“For I make Honour wi’ muckle mouth,
“As I make Shame wi’ mincin’ feet,
“To sing wi’ the priests at the market-cross,
“Or run wi’ the dogs in the naked street.
“And some they give me the good red gold,
“And some they give me the white money,
“And some they give me a clout o’ meal,
“For they be people o’ low degree.
“And the song I sing for the counted gold
“The same I sing for the white money,
“But best I sing for the clout o’ meal
“That simple people given me.”
The King cast down a silver groat,
A silver groat o’ Scots money,
“If I come wi’ a poor man’s dole,” he said,
“True Thomas, will ye harp to me?”
“Whenas I harp to the children small,
“They press me close on either hand.
“And who are you,” True Thomas said,
“That you should ride while they must stand?
“Light down, light down from your horse o’ pride,
“I trow ye talk too loud and hie,
“And I will make you a triple word,
“And syne, if ye dare, ye shall ’noble me.”
He has lighted down from his horse o’ pride,
And set his back against the stone.
“Now guard you well,” True Thomas said,
“Ere I rax your heart from your breast-bone!”
True Thomas played upon his harp,
The fairy harp that couldna lee,
And the first least word the proud King heard,
It harpit the salt tear out o’ his ee.
“Oh, I see the love that I lost long syne,
“I touch the hope that I may not see,
“And all that I did o’ hidden shame,
“Like little snakes they hiss at me.
“The sun is lost at noon—at noon!
“The dread o’ doom has grippit me.
“True Thomas, hide me under your cloak,
“God wot, I’m little fit to dee!”
’Twas bent beneath and blue above—
’Twas open field and running flood—
Where, hot on heath and dike and wall,
The high sun warmed the adder’s brood.
“Lie down, lie down,” True Thomas said.
“The God shall judge when all is done.
“But I will bring you a better word
“And lift the cloud that I laid on.”
True Thomas played upon his harp,
That birled and brattled to his hand,
And the next least word True Thomas made,
It garred the King take horse and brand.
“Oh, I hear the tread o’ the fighting men,
“I see the sun on splent and spear.
“I mark the arrow outen the fern
“That flies so low and sings so clear!
“Advance my standards to that war,
“And bid my good knights prick and ride;
“The gled shall watch as fierce a fight
“As e’er was fought on the Border side!”
’Twas bent beneath and blue above,
’Twas nodding grass and naked sky,
Where, ringing up the wastrel wind,
The eyas stooped upon the pie.
True Thomas sighed above his harp,
And turned the song on the midmost string;
And the last least word True Thomas made,
He harpit his dead youth back to the King.
“Now I am prince, and I do well
“To love my love withouten fear;
“To walk wi’ man in fellowship,
“And breathe my horse behind the deer.
“My hounds they bay unto the death,
“The buck has couched beyond the burn,
“My love she waits at her window
“To wash my hands when I return.
“For that I live am I content
“(Oh! I have seen my true love’s eyes)
“To stand wi’ Adam in Eden-glade,
“And run in the woods o’ Paradise!”
’Twas naked sky and nodding grass,
’Twas running flood and wastrel wind,
Where, checked against the open pass,
The red deer belled to call the hind.
True Thomas laid his harp away,
And louted low at the saddle-side;
He has taken stirrup and hauden rein,
And set the King on his horse o’ pride.
“Sleep ye or wake,” True Thomas said,
“That sit so still, that muse so long;
“Sleep ye or wake?—till the latter sleep
“I trow ye’ll not forget my song.
“I ha’ harpit a shadow out o’ the sun
“To stand before your face and cry;
“I ha’ armed the earth beneath your heel,
“And over your head I ha’ dusked the sky.
“I ha’ harpit ye up to the throne o’ God,
“I ha’ harpit your midmost soul in three;
“I ha’ harpit ye down to the Hinges o’ Hell,
“And—ye—would—make—a Knight o’ me!”
Жуковский, "Епископ Гаттон", ака "Суд божий над еписокопом"
(помню, меня в свое время просто потрясло определение НЕИЗБЕЖНЫЕ звери...)
читать дальшеБыли и лето и осень дождливы;
Были потоплены пажити, нивы;
Хлеб на полях не созрел и пропал;
Сделался голод; народ умирал.
Но у епископа милостью неба
Полны амбары огромные хлеба;
Жито сберег прошлогоднее он:
Был осторожен епископ Гаттон.
Рвутся толпой и голодный и нищий
В двери епископа, требуя пищи;
Скуп и жесток был епископ Гаттон:
Общей бедою не тронулся он.
Слушать их вопли ему надоело;
Вот он решился на страшное дело:
Бедных из ближних и дальних сторон,
Слышно, скликает епископ Гаттон.
"Дожили мы до нежданного чуда:
Вынул епископ добро из-под спуда;
Бедных к себе на пирушку зовет",-
Так говорил изумленный народ.
К сроку собралися званые гости,
Бледные, чахлые, кожа да кости;
Старый, огромный сарай отворе н:
В нем угостит их епископ Гаттон.
Вот уж столпились под кровлей сарая
Все пришлецы из окружного края...
Как же их принял епископ Гаттон?
Был им сарай и с гостями сожжен.
Глядя епископ на пепел пожарный
Думает: "Будут мне все благодарны;
Разом избавил я шуткой моей
Край наш голодный от жадных мышей".
В замок епископ к себе возвратился,
Ужинать сел, пировал, веселился,
Спал, как невинный, и снов не видал...
Правда! но боле с тех пор он не спал.
Утром он входит в покой, где висели
Предков портреты, и видит, что съели
Мыши его живописный портрет,
Так, что холстины и признака нет.
Он обомлел; он от страха чуть дышит...
Вдруг он чудесную ведомость слышит:
"Наша округа мышами полна,
В житницах съеден весь хлеб до зерна".
Вот и другое в ушах загремело:
"Бог на тебя за вчерашнее дело!
Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
Мыши со всех осаждают сторон".
Ход был до Рейна от замка подземный;
В страхе епископ дорогою темной
К берегу выйти из замка спешит:
"В Рейнской башне спасусь" (говорит).
Башня из рейнских вод подымалась;
Издали острым утесом казалась,
Грозно из пены торчащим, она;
Стены кругом ограждала волна.
В легкую лодку епископ садится;
К башне причалил, дверь запер и мчится
Вверх по гранитным крутым ступеням:
В страхе один затворился он там.
Стены из стали казалися слиты,
Были решетками окна забиты,
Ставни чугунные, каменный свод,
Дверью железною запертый вход.
Узник не знает, куда приютиться;
На пол, зажмурив глаза, он ложится...
Вдруг он испуган стенаньем глухим:
Вспыхнули ярко два глаза над ним.
Смотрит он... кошка сидит и мяучит;
Голос тот грешника давит и мучит;
Мечется кошка; невесело ей:
Чует она приближенье мышей.
Пал на колени епископ и криком
Бога зовет в исступлении диком.
Воет преступник... а мыши плывут...
Ближе и ближе... доплыли... ползут.
Вот уж ему в расстоянии близком
Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
Слышно, как стену их лапки скребут;
Слышно, как камень их зубы грызут.
Вдруг ворвались неизбежные звери;
Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,
Спереди, сзади, с боков, с высоты...
Что тут, епископ, почувствовал ты?
Зубы об камни они навострили,
Грешнику в кости их жадно впустили,
Весь по суставам раздернут был он...
Так был наказан епископ Гаттон.
И - любимое, любимое, любимое, непереводимое!
Лорка - "Сомнамбулический романс" - Verde que te quiero verde...
читать дальшеVerde que te quiero verde.
Verde viento. Verdes ramas.
El barco sobre la mar
y el caballo en la montaña.
Con la sombra en la cintura
ella sueña en su baranda,
verde carne, pelo verde,
con ojos de fría plata.
Verde que te quiero verde.
Bajo la luna gitana,
las cosas la están mirando
y ella no puede mirarlas.
Verde que te quiero verde.
Grandes estrellas de escarcha
vienen con el pez de sombra
que abre el camino del alba.
La higuera frota su viento
con la lija de sus ramas,
y el monte, gato garduño,
eriza sus pitas agrias.
¿Pero quién vendra? ¿Y por dónde...?
Ella sigue en su baranda,
Verde came, pelo verde,
soñando en la mar amarga.
--Compadre, quiero cambiar
mi caballo por su casa,
mi montura por su espejo,
mi cuchillo per su manta.
Compadre, vengo sangrando,
desde los puertos de Cabra.
--Si yo pudiera, mocito,
este trato se cerraba.
Pero yo ya no soy yo,
ni mi casa es ya mi casa.
--Compadre, quiero morir
decentemente en mi cama.
De acero, si puede ser,
con las sábanas de holanda.
¿No ves la herida que tengo
desde el pecho a la garganta?
--Trescientas rosas morenas
lleva tu pechera blanca.
Tu sangre rezuma y huele
alrededor de tu faja.
Pero yo ya no soy yo,
ni mi casa es ya mi casa.
--Dejadme subir al menos
hasta las altas barandas;
¡dejadme subir!, dejadme,
hasta las verdes barandas.
Barandales de la luna
por donde retumba el agua.
Ya suben los dos compadres
hacia las altas barandas.
Dejando un rastro de sangre.
Dejando un rastro de lágrimas.
Temblaban en los tejados
farolillos de hojalata.
Mil panderos de cristal
herían la madrugada.
Verde que te quiero verde,
verde viento, verdes ramas.
Los dos compadres subieron.
El largo viento dejaba
en la boca un raro gusto
de hiel, de menta y de albahaca.
¡Compadre! ¿Donde está, díme?
¿Donde está tu niña amarga?
¡Cuántas veces te esperó!
¡Cuántas veces te esperara,
cara fresca, negro pelo,
en esta verde baranda!
Sobre el rostro del aljibe
se mecía la gitana.
Verde carne, pelo verde,
con ojos de fría plata.
Un carámbano de luna
la sostiene sobre el agua.
La noche se puso íntima
como una pequeña plaza.
Guardias civiles borrachos
en la puerta golpeaban.
Verde que te qinero verde.
Verde viento. Verdes ramas.
El barco sobre la mar.
Y el caballo en la montaña.
Пока - эти. Потом - еще. И спасибо поэзии и поэтам за то, что они есть.
Повторяю - Водолей великолепен. Будь его облик абсолютно цивильным или до невозможности хиповым - великолепен.
