Вы — Сапфир. Камень радости и ума, нежности и дружелюбия, романтики и поэзии. Умножаете в окружающих жизненную силу, несете им ангельское утешение и просветление.
Поздравлять своих ПЧ с днем рождения я буду уже днем - спать все-таки хочется. Но я помню о том, что у вас сегодня праздник. И тем более писать обещанный пост о Стнфордском эксперименте тем более буду на свежую голову. Но до того, как я начну писать этот пост - я хочу выложить сюда один текст, который я буду упоминать в этом будущем треде. Наверное, это одна из тех историй о величии человеческой души, которые для меня были... Впрочем, читайте сами...
Борис Викторович Шергин ДЛЯ УВЕСЕЛЕНИЯ
В семидесятых годах прошлого столетия плыли мы первым весенним рейсом из Белого моря в Мурманское. Льдина у Терского берега вынудила нас взять на всток. Стали попадаться отмелые места. Вдруг старик рулевой сдернул шапку и поклонился в сторону еле видимой каменной грядки. - Заповедь положена,- пояснил старик.- "Все плывущие в этих местах моря-океана, поминайте братьев Ивана и Ондреяна". Белое море изобилует преданиями. История, которую услышал я от старика рулевого, случилась во времена недавние, но и на ней лежала печать какого-то величественного спокойствия, вообще свойственного северным сказаниям.
читать дальшеИван и Ондреян, фамилии Личутины, были родом с Мезени. В свои молодые годы трудились они на верфях Архангельска. По штату числились плотниками, а на деле выполняли резное художество. Старики помнят этот избыток деревянных аллегорий на носу и корме корабля. Изображался олень и орел, и феникс и лев; также, кумирические боги и знатные особы. Все это-резчик должен был поставить В живность, чтобы как в натуре. На корме находился клейнод, или герб, того становища, к которому приписано судно. Вот какое художество доверено было братьям Личутиным! И они оправдывали это доверие с самой выдающейся фантазией. Увы, одни чертежи остались на посмотрение потомков. К концу сороковых годов, в силу каких-то семейных обстоятельств, братья Личутины воротились в Мезень. По примеру прадедов-дедов занялись морским промыслом. На Канском берегу была у них становая изба. Сюда приходили на карбасе, отсюда напускались в море, в сторону помянутого корга. На малой каменной грядке живали по нескольку дней, смотря по ветру, по рыбе, по воде. Сюда завозили хлеб, дрова, пресную воду. Так продолжалось лет семь или восемь. Наступил 1857 год, весьма неблагоприятный для мореплавания. В конце августа Иван с Ондреяном опять, как гагары, залетели на свой островок. Таково рыбацкое обыкновение: "Пола мокра, дак брюхо сыто". И вот хлеб доели, воду выпили - утром, с попутной водой, изладились плыть на матерую землю. Промышленную рыбу и снасть положили на карбас. Карбас поставили на якорь меж камней. Сами уснули на бережку, у огонька. Был канун Семена дня, летопровидца. А ночью ударила штормовая непогодушка. Взводень, вал морской, выхватил карбас из каменных воротцев, сорвал с якорей и унес безвестно куда. Беда случилась страшная, непоправимая. Островок лежал в стороне от росхожих морских путей. По времени осени нельзя было ждать проходящего судна. Рыбки достать нечем. Валящие кости да рыбьи черепа - то и питание. А питье-сколько дождя или снегу выпадет. Иван и Ондреян понимали свое положение, ясно предвидели свой близкий конец и отнеслись к этой неизбежности спокойно и великодушно. Они рассудили так: "Не мы первые, не мы последние. Мало ли нашего брата пропадает в относах морских, пропадает в кораблекрушениях. Если на свете не станет еще двоих рядовых промышленников, от этого белому свету перемененья не будет". По обычаю надобно было оставить извещение в письменной форме: кто они, погибшие, и откуда они, и по какой причине померли. Если не разыщет родня, то приведется, случайный мореходец даст знать на родину. На островке оставалась столешница, на которой чистили рыбу и обедали. Это был телдос, звено карбасного поддона. Четыре четверти в длину, три в ширину. При поясах имелись промышленные ножи- клепики. Оставалось ножом по доске нацарапать несвязные слова, предсмертного вопля. Но эти два мужика -мезенские мещане по званью - были вдохновенными художниками по призванью. Не крик, не проклятье судьбе оставили по себе братья Личутины. Они вспомнили любезное сердцу художество. Простая столешница превратилась в произведение искусства. Вместо сосновой доски видим резное надгробие высокого стиля. Чудное дело! Смерть наступила на остров, смерть взмахнулась косой, братья видят ее - и слагают гимн жизни, поют песнь красоте. И эпитафию они себе слагают в торжественных стихах. Ондреян, младший брат, прожил на островке шесть недель. День его смерти отметил Иван на затыле достопамятной доски. Когда сложил на груди свои художные руки Иван, того нашими человеческими письменами не записано. На следующий год, вслед за вешнею льдиной, племянник Личутиных отправился отыскивать своих дядьев. Золотистая доска в черных камнях была хорошей приметой. Племянник все обрядил и утвердил. Списал эпитафию. История, рассказанная мезенским стариком, запала мне в сердце. Повидать место покоя безвестных художников стало для меня заветной мечтой. Но годы катятся, дни торопятся... В 1883 году Управление гидрографии наряжает меня с капитаном Лоушкиным ставить приметные знаки о западный берег Канской земли. В июне, в лучах незакатимого солнца, держали мы курс от Конушиного мыса под Север. Я рассказал Максиму Лоушкину о братьях Личутиных. Определили место личутинского корга. Канун Ивана Купала шкуна стояла у берега. О вечерней воде побежали мы с Максимом Лоушкиным в шлюпке под парусом. Правили в голомя. Ближе к полуночи ветер упал. Над водами потянулись туманы. В тишине плеснул взводенок - признак отмели. Закрыли парус, тихонько пошли на веслах. В этот тихостный час и птица морская сидит на камнях, не шевелится. Где села, там и сидит, молчит, тишину караулит. - Теперь где-нибудь близко,- шепчет мне Максим Лоушкин. И вот слышим: за туманной завесой кто-то играет на гуслях. Кто-то поет, с кем-то беседует... Они это, Иван с Ондреяном! Туман-то будто рука подняла. Заветный островок перед нами, как со дна моря всплыл. Камни вкруг невысокого взлобья. На каждом камне большая белая птица. А что гусли играли, это легкий прибой. Волна о камень плеснет да с камня бежит. Причалили; осторожно ступаем, чтобы птиц не задеть. А они сидят, как изваяние. Все, как заколдовано. Все, будто в сказке. То ли не сказка: полуночное солнце будто читает ту доску личутинскую и начитаться не может. Мы шапки сняли, наглядеться не можем. Перед нами художество, дело рук человеческих. А как пристало оно здесь к безбрежности моря, к этим птицам, сидящим на отмели, к нежной, светлой тусклости неба! Достопамятная доска с краев обомшела, иссечена ветром и солеными брызгами. Но не увяло художество, не устарела соразмерность пропорций, не полиняло изящество вкуса. Посредине доски письмена-эпитафия, -делано высокой резьбой. По сторонам резана рама - обнос, с такою иллюзией, что узор неустанно бежит. По углам аллегории - тонущий корабль; опрокинутый факел; якорь спасения; птица феникс, горящая и не сгорающая. Стали читать эпитафию: Корабельные плотники Иван с Ондреяном Здесь скончали земные труды, И на долгий отдых повалились, И ждут архангеловой трубы. Осенью 1857-го года Окинула море грозна непогода. Божьим судом или своею оплошкой Карбас утерялся со снастьми и припасом, И нам, братья, досталось на здешней корге Ждать смертного часу. Чтобы ум отманить от безвременной скуки, К сей доске приложили мы старательные руки... Ондреян ухитрил раму резьбой для увеселенья; Иван летопись писал для уведомленья, Что родом мы Личутины, Григорьевы дети, Мезенские мещана. И помяните нас, все плывущие В сих концах моря-океана. Капитан Лоушкин тогда заплакал, когда дошел до этого слова - "для увеселенья". А я этой рифмы не стерпел - "на долгий отдых повалились". Проплакали и отерли слезы: вокруг-то очень необыкновенно было. Малая вода пошла на большую, и тут море вздохнуло. Вздох от запада до востока прошумел. Тогда туманы с моря снялись, ввысь полетели и там взялись жемчужными барашками, и птицы разом вскрикнули и поднялись над мелями в три, в четыре венца. Неизъяснимая, непонятная радость начала шириться в сердце. Где понять!.. Где изъяснить!.. Обратно с Максимом плыли - молчали. Боялись, не сронить бы, не потерять бы веселья сердечного. Да разве потеряешь?!
Я вчера пропала, потому что провайдер отрбил мне дайрики и еще кучу хостов. но все-таки в последний момент неполадка была исправлена - и я могу поздравить вас всех с наступающим Новым Годом! А вот и предновогодние МЫШИ!!!! (А новогодние мыши будут уже завтра ) Всем - праздничного настроения, счастья и удачи!!!
Вообще-то я собиралась написать пост о другом и даже обещалась - но по ходу однйо дискуссии у меня возникла эта мысль, которой мне кажется нужным поделиться. а именно - что такое это странное и страшненькое двуединство "персонаж-игрок". Дело вот в чем. Если не марионетку водить, а играть на хороший вролинг, то сколько-нибудь достоверно сыграть то, чего в тебе ВООБЩЕ И ПОЛНОСТЬЮ СОВСЕМ НЕТ - невозможно. У тебя просто нет материала, из которого это строить. Так что - безусловно, в персонаже часть твоей души. Но - НЕ ВСЯ душа. Часть. И уже к этой части дорастает, достраивается ее продолжение - то, какой была бы эта часть тебя, если бы остального тебя не было и в помине. Это очень важно, это надо осмыслить. Часть тебя - и другой, не-ты, продолжающий эту часть тебя в отсутствие тебя-остального. Такой вот "я-не-я" - но лошадь при этом все-таки моя. Иначе нет смысла. Мы реально не можем сыграть то, чего в нас совсем-совсем нет, чего мы действительно себе не представляем, иначе получается беспомощная дефффачковская чушь. НО - мы играем все-таки не себя (а какой смысл играть себя же в полном объеме?). Что об этом скажут мои ПЧ - ДМы?
Вообще-то предыдущий пост возник в некоторой степени как боковое ответвление этого - а этот, в свою очередь, возник как следствие вопроса, заданного Shee - есть ли какие бы то ни было темы, которые вы посчитали бы неприличными для обсуждения. ну - НЕПРИЛИЧНЫХ тем для меня нет, все зависит от того, не только ЧТО, сколько КАК и С КЕМ я это обсуждаю. Сабж может быть для меня мучителен, неприятен - но вот такого, чего я реально не стала бы обсуждать, нет. А вот то, чего я по доброй воле никогда не стала бы писать - есть. Жанр, в котором я никогда не стану по доброй воле работать - это КОМЕДИЯ ОШИБОК. То есть ситауция, возникающая из-за недоразумения, непонимания, а в худшем случае - ситуация, когда человеку приписывают несвойственные ему мотивы либо поступки и тем более когда его вообще принииают за кого-то другого - и это почему-то должно быть СМЕШНО. Никогда не было смешно. Очень было гадко, а иногда и страшно. Даже если герой сам виноват. Как правило - даже ив этом случае. Если джентльмен принимает дочь лорда за горничную и начинает ее щипать за всякие места, он виноват сам - не в недоразумении, а в своем поведении. Но вот само недоразумение мне никогда не казалось смешным. И хуже всего - несправедливое недоразумение. Один из самых страшных фильмов - "Неисправимый лжец" - до самого финала жуткий немой крик "Ведь он же говорит правду, ПРАВДУ, ПРАВДУ!" И - да, вы угадали, в детстве я ненавидела Карлсона - и как книгу (ведь Малыш говорит правду, ПРАВДУ, ПРАВДУ! - а ему не верят), и как персонажа - ведь он по сути подставляет Малыша, опрокидывает его в эту жуткую ситуацию, когда тот говорит ПРАВДУ - а ему НЕ ВЕРЯТ!!! И безусловно, очень страшной книгой в детстве был "Принц и нищий" - беспредельно мучительной. Офтоп - сейчас много говорят о "Иронии судьбы - 2". Не хочу говорить о ней и смотреть гарантированно не буду - но вот о первой скажу. В силу вышенаписанного (хотя и не только этого) для меня это один из самых неприятных фильмов в жизни. Это была ежегодная новогодняя пытка - вся семья садится у телевизора смотреть "Иронию судьбы" - а я не просто забиваюсь в соседнююю комнату и втыкаю заглушки в уши, я просто хочу уйти из дома, пока кино не кончилось - потому что я не могу. не могу смеяться над ЭТИМ! И если мне предложат на выбор посмотреть еще разок "Иронию" или качественный ужасник (не люблю я их) - например, "Сияние" - я рискну выбрать "Сияние". Не так потом погано на душе будет. да и в процессе просмотра тоже. Очень большая часть комедийной класски для меня этим закрыта. Прекрасная пьеса и отличный телеспектакль "Ночь ошибок" для меня не существует, это непереносимо. К "Двенадцатой ночи" я себя просто приучала - иначе мне не удалось бы оценить отличную ее постановку. Так откуда же такой ужас перед непониманием, недоразумением, насильственным восприятием человека как кого-то другого? ИМХО - дело вот в чем. Человек все-таки, как ни крути, zoon politikon - общественное животное. И - да, мы себя знаем, мы все храним в себе какой-то образ себя, причем себя сопрягаемого с реальностью - но... этот образ все же в той или иной степени корректируется по окружающим (да - именно вот в этой точке этот пост соприкасался с предыдущим). Грубо говоря - если ты сам видишь крокодилов, а окружающие их не видят, не сказано, что ты ясновидец - шанс за то, что это глюки, очень велик. И то же самое касается коррекции восприятия не только окружающей реальности с ее крокодилами - но и самих себя, таких, какие мы действительно есть. И получается, что в какой-то степени окружающие являются частичными хранителями нашей же собственной идентичности. Вопрос в том - а какой именно идентичности. И если тебя не понимают - то и хранят НЕ ТВОЮ идентичность, а потом еще тебе же ее и навязывают. Именно этим, наверное, так страшно непонимание. Наверное, поэтому так ужасны те рецензии (и особенно - для начинающих авторов), где критик даже не ругает, нет - может, он даже и хвалит - но вот читаешь и понимаешь, что критик вообще ни черта в прочитанном не понял. Совсем. Что прочитанный экземпляр он вытащил бог весть с какой полки очередной библиотеки Мёнина. Это плохо действует не на самооценку автора - а на его самоидентичность. Именно поэтому так страшно бывает услышать от друга неожиданное обвинение во лжи (адюльтере, краже - да неважно в чем) - и не потому только, что тебя обвиняют в плохом, а потому что в несвойственном - возникает страшный в своей обнаженности вопрос "Милый, а ты С КЕМ вообще общался все эти годы?!" То есть - чью идентичность ты хранишь? И потому втройне страшно нарваться на это не в дружбе, а в любви. Если дражайшая половина тракутет любой твой поступок в духе рекомендаций, даваемых Тристаном милейшему Теодоро, он разрушает вовсе не твою самооценку!!! ИМХО - самооценка тварь чудовищно живучая, вроде надежды - сдохнет последней! На самом деле поднять или опустить человеку самооценку извне - ОЧЕНЬ трудно. Так что - самооценка нас всех переживет, вроде надежды, и еще на наших похоронах простудится. Такое поведение посягает вовсе не на нашу самооценку - а на нашу самоидентичность. И недаром большая умница Лоис МакМастер Буджолд говорила, что книгой ее развода была НЕ "Комарра" (вот это как раз было написано по уже остывшим следам и явно и другой ситуации, а почему я так считаю - разговор отдельный). Нет - книгой своего развода она назвала "Танец отражений"! Книгу именно что об утрате личности, утрате самоидентичности - и новом мучительном ее обретении. Ну так вот - "это ж-ж-ж" неспроста! И потому так живительна иной раз опережающая похвала, предварительная любовь, кредит доверия - искренне, только искренне!!!! - потому они нередко спасают тех, кто реально хотел бы себе помочь. Потому что заранее выдавая человеку хорошее о нем мнение - ты тем самым предлагаешь ему ЛУЧШУЮ САМОИДЕНТИЧНОСТЬ. Господи - сколько двоечников я вытянула этим на твердую четверку не только по своему предмету... могу поделиться методом, и наверняка медики скажут, что вот это и есть та самая манипуляция... а и пусть скажут! главное - помогало. Потому что было искренне, а не потому что было голой техникой. Ну - если человек не хочет быть лучше, чем о нем привыкли думать... значит, либо это лечится другими способами, либо никак. Перечитала. Ну и нафлудила... эх...
Похоже. у меня острое отравление кактусами, причем галлюциногенными - потому что я НИКОГДА не любила заниматься ни прикладным литературоведением, ни занимательным психоложеством. Ввиду полной неинтересности и бесполезности оных занятий. А тут что-то пробило меня на них. Так что этот пост будет из категории прикладного литературоведения, а следующий - по психоложеству. Эк меня, а... Итак - литературоведение прикладное, одна штука. Все-таки типическое в литературе и типическое в жизни - это совершенно разные вещи. Совершенно другое статистическое распределение, они вообще не коррелируют. Возьмем простейший пример - взаимоотношения человека и его окружения складываются скверно. Каковы основные возможные ситуации? ИМХО: 1. человек - непонятый гений, опередивший свое время, а гадкая среда его заедает. ОЧЕНЬ частая ситуация в литературе - и ОЧЕНЬ редкая в жизни. По той простой причине, что гений все-таки не редиска, на грядке квадратно-генздовым методом в количестве не выращивается. И на конвейере не собирается. В жизни такая ситуация встречается не чаще. чем сами гении (точнее, даже реже, поскольку не всякий гений беспременно окажется непрзнанным). А вот в литературе это как наиболее частый вариант. 2. и человек сам по себе неплох, и среда в порядке - он они просто реально разные и говорят на разных языках. И кошка хорошая, и антилопа хорошая - о чем им разговаривать и на каком языке? Просто надо менять среду, не озлобляясь не предыдущую и на возникшее непонимание. В жизни встерчаемость такой ситуации куда чаще, чем первой - а вот в литературе она отображается наааамного реже. 3. И наконец - права среда. поскольку человек, увы - отнюдь не неправильно понятый гений, а абсолютно правильно понятый дурак (или склочник, или эгоист, или... в общем - и так далее). В жизни - едва ли не наиболее частая ситуация и в любом случае не менее частая, чем предыдущая. Но вот в литературе встречается в исчезающе малых количествах. В литературе ежели кого из центральных персонажей другие не принимают, так только потому что не одобряют. И ежели кто из себя сплошная Квазимода - то уже беспременно хоть и на лицо ужасная, зато добрая внутри. Пожалуй, только у Александра Грина достало мужества (а сейчас бы сказали - неполиткорректности) написать такой роман, как "Джесси и Моргиана" - где Квазимода оказывается Квазимодой, как это очень и очень нередко бывает в жизни, но очень и очень редко - в литературе. Другая типичность, совсем другая. И статистика другая. И мне часто кажется, что вопль "так в жизни не бывает!", на который не действуют НИКАКИЕ примеры вот именно что из ЖИЗНИ, по большей части издают те, кто как раз и не пытается соотносить литературу и жизнь. Да, так не бывает - но как раз в литературе. Так не типично - как раз в литературе. А в жизни - еще как бывает.
Короче говоря, завтра, 26 декабря с.г., мы остановим работу сервера — примерно в обед и примерно на один час — для переноса новой версии скриптов с beta.diary.ru на основной сайт www.diary.ru. Перенос скриптов не коснется никаких данных, поэтому за сохранность аккаунтов, дневников, настроек и прочего добра можно не беспокоиться. www.diary.ru/~diary-spirit/?comments&postid=390...
ОДИН ЧАС - пусть даже если и примерно - на перенос скриптов? М-да... если дайри завтра вообще заработают, я очень удивлюсь. А если они заработают еще и без глюков, мое удивление будет просто безмерно.
Как было обещано в предыдущем треде - я выкладываю наброски начала первой главы. Текст двенадцатилетней давности - и это именно наброски. Надеюсь, на эксперсс-автоматы для психоанализа и комплекс Буратино психологи на меня не обидятся - но честно говоря, искушение было слишком велико. ))))) Выкладываю это, поскольку у меня появилась надежда получить необходимую мне для текста консультацию - а значит, все-таки написать его.
Итак - вот он, текст:
Когда я пытаюсь вспомнить все по порядку и разобраться, с чего же началась эта дикая история, у меня не получается решительно ничего -- ибо началась она не с начала, а гораздо раньше. Иначе писал бы эти мемуары вовсе не я, а Виллем. Виллем был моим одноклассником. Он восхищался мною так, как только очень умный человек может восхищаться круглым идиотом. Случается с умными людьми такая странность. Похоже, наши успехи на ниве идиотизма представляются им чем-то запредельным -- а значит, донельзя желанным. Ну, а поскольку подобного уровня безмозглости им не достичь, как бы они не старались, то наши достижения вызывают в них почтительный восторг: мы можем то, чего они не смогут никогда. Виллем восторгался мной неприкрыто и даже пытался время от времени вытворить что-нибудь глупое, дабы хоть на мгновение сравняться со своим кумиром -- в смысле, со мной. Только вот глупости у него получались какие-то слишком умные. Сразу видно: напоказ сделано. Уж очень нарочито. Я старался не замечать ничего, как дураку и положено, и даже плюх ему отвешивал не больше, чем другим прочим, чтоб не возомнил о себе невесть чего. Чтоб не думал, умник тупой, будто я таким образом снисхожу до него. Так я ни разу ему толком морду и не набил. А хотелось... ох, как хотелось! И все же я удержался. Я терпел. Все бесконечные школьные годы я Виллема терпел. Когда-нибудь закончу я школу и забуду, как дурной сон, это кошмарное преклонение... ага, размечтался! Не тут-то было. Виллем собирался учиться на психиатра -- в полном согласии с волей своих родителей, к слову сказать. Его мамочка, художница-монометаллистка, спала и видела, что ее сыночек рванул в науку и пишет агромаднейшие диссертации. Что ни год, то диссертация. Ну и на доброе здоровьичко. Пускай себе пишет. Главное, что подальше от меня. Я-то, балбес лопоухий, всерьез намеревался податься в историки. Из одного уже этого выбора ясней ясного, что за идиот я был в те годы. Из меня человек искусства -- как из дюзы симфонический оркестр. Но я всерьез мнил себя обладателем артистического темперамента -- и заявление подал не куда-нибудь, а в Шанхайскую Академию Художеств. И ведь что удивительно: и первичное тестирование я прошел, и даже собеседование. Случается, знаете ли, и с экзаменаторами. Затмение на них нашло, что ли? Впрочем, экзамены я бы, скорей всего, благополучно завалил... потому что и подумать страшно, как была бы изгажена вся моя дальнейшая жизнь, ухитрись я все-таки поступить в эту клятую Академию Художеств. Но на экзамены я просто-напросто не явился. И не потому, что струсил. А потому что встретил в скверике Виллема... или нет, не в скверике, кажется, а... впрочем, какая разница, где? То да се, как дела... собеседование уже прошел... ну, и прочий не относящийся к делу треп бывших одноклассников, которым говорить, в общем-то, и не о чем, но раз уж встретились, то разойтись молча
продолжение сейчас будет в комментах - еще четрые странички - и надеюсь. никого особо не удивляет, что истории обучаются не в университете, а в Академии Художеств? М-да, развлеклась я тогда изрядно... )))